Тридцатого сын, посчитав, что тот готов, рассказал отцу о метаморфозе. Книга была открыта на изображении странного существа, которое, по описаниям Чёрчстона, смутно напоминало некое насекомое: членистые ноги, на которых едва удерживалось массивное, мешковатое бесформенное тело; голова этого животного (хотя можно ли назвать животным то, по сравнению с чем ископаемый трилобит выглядит куда более современным и земным) составляла одно неразделимое целое с туловищем, ротовое отверстие поражало своей пустотой, не имеющее зубов, оно казалось ещё более отвратительным, немо свидетельствуя о том, что этот зверь был способен только поглощать. Как говорит об этом граф: "При виде подобной твари всё человеческое восстало во мне против существования такой мерзости. Оно одновременно было скоплением наших кошмаров, чудовищных сновидений и страхов всего человечества, причём заметно было, что оно было намного древнее этих ужасов, которые по сравнению с ним казались чудачеством. Существо это было не столько страшным само по себе, хотя смотреть на него было, мягко говоря, неприятно, нет, оно несло в себе нечто такое, что описать нельзя, бесконечный ужас, нечто худшее, чем смерть было в этом существе, глядя на него, невольно начинаешь задумываться над тем, что детская боязнь темноты имеет под собой куда больше оснований, чем мы привыкли считать…
Возможно, поэтому Артур никогда не боялся оставаться один в тёмной комнате". И вместе с тем, Чёрчстон не может отказать Зверю в какой-то притягательности. Да, он не мог смотреть на него без отвращения, но в то же время от существа было чрезвычайно трудно отвести взгляд. Когда отец рассмотрел рисунок, Артур начал говорить. Так происходило уже чуть больше недели: сначала сын рассказывал, а потом они с отцом разбирали те места, которые тот не мог понять. Артур пытался пробудить память отца, ибо воспоминания об их прошлых воплощениях были одним из основных элементов метаморфозы. Мальчик сказал:
– Вот Этим мне предстоит стать с твоей помощью, ты, мой отец, должен породить меня, вскормить и ввести в жизнь. Мой срок пришёл, очередь за тобой…
Удивление графа было меньшим, чем того можно было ожидать. Возможно, он не стал писать в дневнике, насколько шокировали его слова Артура, а может быть он уже был в достаточной мере подготовлен к подобному повороту событий. Вероятнее всего, он не совсем понимал, что сын хочет от него. Память его упорно сопротивлялась тому, что было скрыто глубоко в подсознании, тому, что было призвано высвободить силу, равной которой нет, не было и не будет. Силу, способную уничтожать цивилизации, сметать с лица земли страны, сеять вражду и ненависть, ибо созидать она может только во имя себя самой, а сама она есть разрушение.