— Спасибо за шоколад, — произнес он как можно более непринужденно.
— Понравился? — объятая хозяйственным ражем тетушка даже не повернулась к нему.
— Еще бы, — самым нейтральным тоном ответил Алекс.
— Милый племянник, — Сенайда говорила, продолжая заниматься своими делами. — Хочу, чтобы ты знал вот что... В юности мы с Сереной просто обожали друг друга. Целовались, обнимались, ласкались, нежничали... Знаешь, был такой романтический обычай... Так вот, мы его унаследовали и ему следовали.
— Знаю, знаю, — Алекс оживился. — Я читал английские романы XIX века. В ту пору это и вправду было принято. Сейчас вызвало бы скандал...
Он осекся. Какая-то тень омрачила лицо Сенайды.
— А в старости все иначе. В старости уже никто не нужен. Остается человек один в чужих руках. В посторонних руках. И все за смертный грех старости.
Алехандро выждал, пока рассеется тень невольной ассоциации. Он ведь здесь потому, что попросил своих теток принять его, и они написали, что примут с радостью.
Однако написали по отдельности. А не вместе, что было бы естественно. А донья Сенайда продолжала спокойно говорить:
— Хочу, чтоб ты знал, сынок... Я люблю Серену, хоть по мне и не скажешь. Покуда она у меня есть, никто не займет ее место.
— Рад слышать это, тетя Сенайда.
— Я бы даже так сказала.. — произнесла она каким-то необычным тоном. — Наша жестокость — это часть нашей любви.
Она вытерла руки о передник, Алекс же испытал прилив сочувствия к двум старым одиноким женщинам.
— Тетушка... Давайте мы с вами пойдем погуляем... Сходим в кино. Или в ресторан.
— Разве я не сказала тебе, что по улицам Мехико ходить опасно? — произнесла она с тревогой. — Могут напасть, ограбить, похитить. Полно хулиганья и всякого сброда... Порядочная дама чувствует себя беззащитной...
— Я вас защищу, — сказал Алекс, желая быть приятным гостем.
— Нет-нет, — покачала она белой головой. — Никто меня не защитит. Выглянь в окошко.
Алекс взглянул и увидел: полицейский остановил какого-то старого оборванца.
— Видишь? — прошептала Сенайда.
— Конечно, вижу. Выходит, в городе не так уж опасно. Сеньорита повернулась спиной к окну.
— Ну, если дама идет не одна, тогда, что ж, пожалуй...
— А вам не кажется, что вы и ваша сестра... ну... слишком засиделись взаперти, похоронили себя заживо?
В широко открытых глазах тетушки мелькнул ужас:
— Ангел мой, неужели ты не понимаешь? Это не мы с Сереной взаперти. Это вот они, все те, кто ходит по улицам, похоронены...
