— Лучший друг — это тумбочка. А у тебя, как у латыша, только хрен да душа. Даже покурить нет.
Леша выдохся, сник и пошел чистить зубы. Он с трудом дождался завтра. Пепельнобледный, с опухшими от бессонницы глазами, но с выражением детского счастья на лице, он шел на допрос в расчете выклянчить у следаков пачку, а то и две никотиновой радости.
Не став дожидаться сокамерника, мы с Шером сели обедать: остатки курицы, которая накануне зашла Славе, немного сыра и положняковая ячка на гарнир.
Леша вернулся в невменяйке: глаза горели, тушу трясло, словно в лихорадке, говорить связно он не мог, лишь давился матом. По ходу выяснилось, что целых три пачки дьютифришного «Мальборо», которые щедро сцедил следак за очередные «разоблачения» Космонавтом своих бывших товарищей, выводной отшмонал у Леши на обратном пути.
— Гадина-а-а! Сигаретки даже не оставил! Все забрал, сволочь! — верещал Космонавт.
— Слышь, ихтиандр, не переживай ты так. Иди, поешь, — поддержал Шер обескураженного сокамерника.
— А что, курочки больше нет? — Леха разочарованно окинул скромное нутро холодильника.
— Извини, опоздавшему поросенку и сосок у жопы! — прочавкал Шер, обгладывая цыплячью ножку.
— Слава, дай покурить, — тоскливым голосом, пробивающим на жалость, вновь заревел Заздравнов. — Не могу я больше!
— Если тебе совсем невмоготу, то существуют два варианта. Первый — это сломиться из хаты. Второй — это заставить мусоров выдать тебе курево.
— Как заставить? Че ты несешь?
— На любом централе есть запасы курева, которыми в случае крайней потребности опера могут греть арестантов. Поэтому кипешуй, требуй, борись. Не поможет — вскройся у тормозов. Добьешься у них хоть одной пачки, я тебе сразу подгоню блок.
Случай «потребовать» у вертухаев сигарет выдался только во время вечерней проверки.
— Гражданин начальник, у меня сигареты кончились, а ларька нет, а я не могу без курить, — протараторил Космонавт.
— Пишите завтра заявление, так и так, прошу выдать из фонда изолятора сигареты. В течение трех дней ваше заявление будет рассмотрено.
На следующий день мой послеобеденный сон был грубо прерван душераздирающей истерикой Космонавта, сопровождающейся ударами кулаков в тормоза:
— Дайте сигарет. У-у-у! Я же сегодня рапорт написал.
— Что-что ты там написал? — сквозь сон процедил я. — Рапорт?!
— Ну, эта… — осекся и покраснел Космонавт. — Заявление, я хотел сказать.
— Что ты хотел — ты сказал. Про кого писал?
— Не надо к словам придираться, — неуверенно пробормотал Заздравнов. — Оговорился я.
