— А вы настойчивы, мистер Яковлев, — сказал доктор Г.-мл., скрипя креслом. Яр подумал, что этот скрип намеренно создан, чтобы действовать ему на нервы.
Дверь за спиной легко хлопнула, и Яр снова вздрогнул. Резко обернувшись, он вперился в вошедшего. Клетчатая мятая рубашка и раздолбанные очки придавали Дэвиду вид жалкий и неряшливый. Он был похож на паука с тремя оторванными ходилками.
— Мне надо было догадаться, — процедил Яковлев, но о чем именно ему надо было догадаться, так и осталось неизвестным, потому что кресло, наконец, развернулось. За столом, среди кип бумаг и золотых папье-маше, восседал главврач заведения. Почемуто сомнений в этом у Яра не было.
— Ты?! — поразился он и выронил портфель.
— Я, — пожал плечами мальчишка в кресле. — Да, я главврач этой психушки. А что, мы встречались?
— Что-то вроде того, — пробормотал Ярослав. — Жаль, я тогда не вызвал полицию…
Воистину, это возмездие, подумал он, а еще ему пришло в голову, что на этой морализирующей ноте и следовало бы закончить объяснения, потому что в руках мальчишки появился пистолет.
— Вы, надеюсь, извините меня, мистер Яковлев, но эта мера является вынужденной. Равно как и эти милые девушки.
По обе стороны от Яра материализовались две чудные блондинки, выдвинув клычки.
— Я должен подумать о собственной безопасности после встречи с некоторыми неадекватными типами… Смею заверить, девушки не только берут анализы, они много чего берут в рот и могут запросто откусить вам ухо или нос. Мой папа, генетик, биохимик и вообще светило мировой науки, так их сконструировал. Это телохранители. Жаль, конечно, что он сам не может никак избавиться от известного нам досадного атавизма… Я-то этим недугом давно не страдаю.
— Ты же молокосос… — изумился Яковлев. От сценки отдавало таким сюром, что Дали явно столько бы не выжрал.
— Да, но уже в двенадцать лет «Форбс» внес меня в список самых предприимчивых мальцов планеты… А сейчас мне почти четырнадцать. Нет, я не гений! — он протестующее поднял руку, будто кто-то его так называл. — Я вундеркинд. Ну и маленький говнюк по совместительству.
— Увы, это так, — подтвердил Гольдман-старший.
— Я пытался воспитывать, но он меня не слушает… Но я же отец, понимаете? Отец! Как я могу предать моего мальчика, даже если он…
— Распоследнее дерьмо, — процедил Яковлев, стискивая кулаки. Холеные ногти, розовые, наманикюренные, остро впились в бархат ладоней.
— Та-ак, — протянул он. — И какой тебе со всего этого гешефт, биоотход абортированный? — Вы не поверите, дяденька: я хочу спасти мир! Я хочу избавить его от пережитков прошлого!
