Старик перестал слюнить огрызок карандаша, от которого у него на кончике высунутого языка осталось лиловое пятно.
— Вот оно что! — произнес он. — Чего это ты затеяла?
— Пока ничего. Но кое-что на уме есть. А бензин нынче дорогой.
Упоминать про бензин было ошибкой.
— Так это опять для машины! — ревниво заметил Добрячок. Тинни он терпеть не мог. — Если тебе это нужно для машины, спроси у Харта.
— Что ты, у него я не могу, — ответила возмущенно Эрика. — Он же у нас совсем недавно.
Харт был шофером и считался новеньким: он проработал у них всего одиннадцать лет.
Добрячок пристыжено смолк.
— Ничего плохого я не задумала, — заверила его Эрика. — Я взяла бы у отца, но он сегодня ночует у дяди Вильямса. А женщины всегда любопытничают.
Поскольку в данном случае упоминание о женщинах могло относиться только к няне, то тут она выиграла очко, которое потеряла, сказав про бензин: Добрячок няню, как и Тинни, тоже терпеть не мог.
— Десять фунтов — большой кусок от моего гроба, — заметил он, дернув головой.
— Так это ж только до субботы. До субботы тебе гроб не понадобится. У меня есть восемь фунтов в банке, но я не хочу тратить завтрашнее утро на поездку в Вестовер. Мне сейчас время дорого. Если со мной что случится, эти восемь фунтов твои. А еще два отец отдаст.
— А почему пришла именно к Добрячку? — спросил он, не сдаваясь.
Говорил он невозмутимым тоном, и любой на месте Эрики, наверное, пытаясь разжалобить его, сказал бы: «Потому, что ты самый старый мой друг, потому, что с трехлетнего возраста ты всегда выручал меня из всяких передряг и посадил меня впервые на лошадь, потому, что ты умеешь молчать, потому, что, несмотря на всю свою ворчливость, ты действительно Добрячок».
Но вместо этого Эрика сказала:
— Я просто подумала, насколько удобнее, когда деньги хранятся в чайных коробках, а не в государственных банках.
— Что-что?!
— Может, мне и не надо было этого говорить. Твоя жена мне однажды об этом рассказала, когда я пила у нее чай. Бумажки высовывались из коробки с чаем. Я подумала: что-то чересчур крупное там для чая. А вообще-то, идея очень хорошая. — И так как Добрячок хранил ошеломленное молчание, добавила в качестве объяснения: — Ведь кипящая вода все микробы убивает. И потом, — закончила она, приберегая к концу последний, самый-самый сильный довод, — к кому мне было еще обращаться, как не к тебе?
Она взяла огрызок карандаша и на обратной стороне счета местного спортзала крупным ученическим почерком вывела:
