Когда Лаура включила двигатель, Грант спросил:
— Теперь он будет послушным?
— О да. Он любит уроки религии. Ну, а кроме того, там находится Дуглас, его верный Джонатан. День без того, чтобы не покомандовать Дуггом, для Пата потерянный. Он, в, сущности, с самого начала знал, что я не позволю ему ехать в Скоон. Тем не менее сделал попытку, — а вдруг удастся.
— Очень эффектную, надо признать.
— О да. В нем есть что-то от актера.
Они проехали еще мили две, прежде чем тема была исчерпана, и в этот самый момент Грант осознал, что находится в машине, что он ЗАКРЫТ в машине.
Мгновенно он перестал быть взрослым человеком, наблюдающим за капризами ребенка, и сам стал ребенком, страшащимся приближающейся угрозы.
Он открыл окно со своей стороны.
— Скажи, если будет слишком сквозить.
— Ты слишком долго сидишь в Лондоне, — заметила Лаура.
— Как это?
— Только люди из города маньяки свежего воздуха. Деревенские для разнообразия любят иметь время от времени немного приятной духоты…
— Я могу закрыть, если ты хочешь, — сказал он, хотя весь напрягся от усилия воли.
— Нет, нет, оставь, — запротестовала она и начала рассказывать, какую машину они с Томми недавно заказали.
Значит, снова началась старая борьба. Старые аргументы, старые штучки, старые уговоры, обращение внимания на открытое окно, напоминание себе, что это только машина, которую в любую минуту можно остановить, попытки заставить себя думать о чем-то постороннем, втолковывание себе самому, что это и так счастье, что ты вообще живешь. Но волна паники поднималась медленно и неотвратимо. Противная, черная, отвратительная волна. Она достигла уже груди, сжимала в объятиях, мешала дышать. Через минуту она схватит за горло, клещами сдавит трахею.
— Лала, останови!
— Остановить машину? — спросила она удивленная.
— Да!
Они остановились. Грант вышел на дрожащих ногах, оперся о барьер на краю дороги и большими глотками хватал чистый воздух.
— Ты плохо себя чувствуешь? — забеспокоилась Лаура.
— Нет, я просто хотел выйти.
— Ага, — вздохнула она с облегчением. — Только это!
— ТОЛЬКО ЭТО?
— Ну да, клаустрофобия. А я уже думала, что ты болен.
— Ты не называешь это болезнью? — спросил он горько.
— Конечно, нет. Когда-то я чуть не умерла, когда осматривала подземелье в Чеддаре. До этого я никогда не бывала под землей.
Она села на камень у дороги, повернувшись к Гранту.
— За исключением тех кроличьих нор, которые мы в детстве называли подземельями, — она подала ему сигареты, — я никогда до этого не была под землей и не чувствовала никакой боязни перед спуском на глубину. Я шла с охотой, и мне это было интересно. Только через какие-то полмили от входа меня вдруг схватило. Я была вся мокрая от страха. Часто у тебя это бывает?
