Богема | страница 40
— Твои любимчики. С кем ты носился, кого восхвалял и защищал от критиков.
— Матвей, ты говоришь чепуху.
— Хороша чепуха, которая может взорвать наше кафе.
— Да говори толком.
— Ты меня не перебивай! Три столпа футуризма, я бы назвал их столбами, — Каменский, Маяковский и Бурлюк — исподтишка организовали кафе в Настасьинском переулке, почти на углу Тверской. Что это означает?
— То, что в Москве будет еще одно кафе.
— Ты или притворяешься простачком, или я уже не знаю, как это назвать.
— А что?
— Пойми же, ребенок, Москва — не Париж. Мы прогорим, если будет еще кафе.
— Ну почему мы, а не они?!
— Вот здесь-то мина и зарыта. Во-первых, они закатили такую рекламу, что чертям жарко станет.
— А во-вторых, ты паникер, Матвей!
— Ты опять меня перебиваешь! Во-вторых, они привлекли самого Луначарского. Объявлены его выступления. Публика повалит туда, а мы останемся на бобах.
— Какой же это крах, если останутся бобы.
Ройзман вскочил и отшвырнул ногой соломенное кресло.
— Ну конечно, тебе наплевать на наше кафе. Под крылышком любимчиков тебе будет хорошо и в Настасьинском переулке.
— Ах, Матвей, ты горячишься, и все без толку, а иногда городишь вздор. Для нас открытие нового кафе скорее выгодно. Публика будет ходить и к ним, и к нам. Одним покажется интереснее у них, другим — у нас. Что касается Луначарского, он так занят, что больше двух, от силы трех раз он у них не выступит.
— Ты думаешь? — задумчиво произнес Ройзман, и в его глазах начали гаснуть искорки испуга, как в зале кинотеатра перед началом сеанса медленно гаснут электрические лампочки.
— Давай лучше пить кофе. Я сейчас разожгу примус.
— Нет, нет, — проговорил уже относительно успокоившийся Ройзман, — ты же знаешь, что я никогда не выхожу из дома не позавтракав. Вот еще что: сегодня в четырнадцать часов торжественное открытие этого кафе. Милый Рюрик, тебе ничего не стоит заглянуть к ним. Они дадут тебе пригласительный. Возьми два билетика. Мне хочется посмотреть, что там у них и как. Взвесить их шансы и предпринять контрмеры.
— Ты все еще боишься? — Я еле сдерживал смех.
— Нет, но предосторожность не помешает.
Ройзман с кислой улыбкой поставил на место кресло и, лукаво улыбаясь, сказал:
— Из тебя выйдет хороший педагог!
После его ухода я начал быстро собираться, чтобы пойти к Васе Каменскому и узнать, в чем дело. Слухи о новом кафе доходили и раньше, но я не придавал им особого значения.
Кафе поэтов в Настасьинском переулке
С полуосвещенной Тверской мы свернули в темный Настасьинский переулок и начали на ощупь пробираться вдоль стен маленьких одноэтажных домиков к месту, где горели два тусклых фонаря, еле освещавших огромный плакат, на котором расцвеченными вычурными буквами анонсировано выступление трех поэтов: Каменского, Маяковского и Бурлюка. Фамилия Луначарского была поставлена хотя и на видном месте, но набрана не таким крупным шрифтом. Ройзман, шедший рядом, чертыхался: