Оборванец выпил полтора стакана холодного темного чаю без сахара. Добытых в закоулке за Рыбным рынком медяков хватило ровно на это. Наконец к нему подошла разбитная соплячка с глазами многоопытной мошенницы и сообщила, что хозяин с ним потолкует: две минуты, не больше, если речь о ерунде – пеняй на себя.
– Я ищу работу, – тон не должен быть ни просительным, ни заносчивым. – С поденной оплатой или с авансом. Не будет чего-нибудь?
– Кое-что есть, – похожий на добрую пухлощекую старушку Груве кивнул и заговорщически прищурился. – Демонов в зале видел? Им нужны люди, парень и девка. Ну, сам понимаешь, зачем… Добровольцы, это ихнее обязательное условие. Шлюшку уже нашли, а парня пока нет. Заплатят, сколько за пять лет не заработаешь.
– И на всю оставшуюся жизнь покалечат.
– Каждое увечье будет оплачено отдельно, по хорошей таксе. Эти не поскупятся.
– Ага, конечно. Что-нибудь другое.
– Ну, если тебя интересные предложения не интересуют, можешь сходить в стеклянную домовину за Рыбным рынком. Там шестнадцать этажей, план каждого с описанием – полторы тысячи в герцогской валюте, и в придачу я куплю все, чего оттуда вынесешь. Устраивает, а?
– Груве, я знаю, почему эту стеклянную хрень прозвали домовиной. Там же никто не прошел дальше вестибюля! Мне нужна нормальная работа – чтобы сделать, что скажут, остаться в живых и получить деньги. Я еще не готов отправиться на тот свет.
– Привередливый ты, Гаян, – Груве по-старушечьи вздохнул и покачал головой: – Жуть какой привередливый, сам себе враг. Оно-то и довело тебя до жизни такой.
На дверь, однако, не показал. Значит, есть еще варианты, по меньшей мере один. Тот, кого называли Гаяном, терпеливо ждал.
– Продай нож.
– Не могу, он заклятый. И мне будет беда, и тому, кто его купит или отнимет. Иначе давно бы уже загнал.
Это была ложь, но до того привычная, что Гаян произносил ее, как правду, и собеседники не сомневались в его искренности. Такой же ложью было его степняцкое имя. Он два с лишним года прожил среди кажлыцких кочевников, тогда и стал Гаяном. Внешность вполне себе подходящая: смугловатая кожа, темные волосы, резко очерченные скулы, а что глаза светло-серые – от матери достались, кажлыки откуда только не тащат к себе в юрты женщин. Их языком Гаян владел в достаточной степени, чтобы любой встречный, не принадлежащий к их народу, принимал его за кажлыка-изгнанника, нахватавшегося вершков цивилизации.
– Ну, вот тебе последняя работенка, ежели не посчитаешь ее слишком грязной для своего незамаранного сиятельства, – Груве сделал многозначительную паузу, но так и не дождался от Гаяна никакой эмоциональной реакции. – Дело для нетрусливых ребят. Хамфут Дождевик в конце того месяца продал мне окультуренную сонную хоромину на Свиной горке. Может, слыхал об этом?
