Книга небес и ада | страница 20

Что до Тития,[71] то какая разница – птицей больше, птицей меньше – для тела, покрывающего десять акров? Коршуны даже благотворно влияли на его печень – иначе к ней приливала бы кровь.

Сэр Исаак Ньютон живо интересовался гидрометрическими и барометрическими процессами, происходящими в бочках Данаид.[72]

– Так или иначе, – поведала одна из них моему информанту, – если нас в самом деле наказывают, никому не передавайте наш разговор, чтобы нас не перевели на другую работу. Сами понимаете: надо что-то делать, эту работу мы освоили и не хотим себя изнурять, обучаясь новым вещам. Может быть, вы и правы, но если нам не приходится этим зарабатывать себе на жизнь, какая разница, наполняются бочки или нет?

Мой путник доставил сходные известия и о вечном блаженстве олимпийцев. Геркулес обнаружил, что Геба[73] – круглая дура, но так и не смог стряхнуть ее со своих вечных колен. Он душу бы продал, лишь бы найти второго Эгисфа.

Так что Юпитер, видя все это, крепко призадумался.

– Кажется, – изрек он, – что и Олимп, и Аид терпят крах.

Тогда он созвал богов на совет, и они обсудили проблему во всех деталях. В конце концов Юпитер отрекся от власти, боги спустились с Олимпа и объявили себя смертными. Многие годы наслаждались они беззаботной цыганской жизнью, образовав труппу бродячих музыкантов и кочуя по французским и бельгийским ярмаркам; затем умерли самым обычным образом, открыв наконец, что совершенно неважно, высокое или низкое ты занимаешь положение; что счастье и горе не абсолютны, а зависят от направления, в котором ты движешься, и состоят именно в продвижении к лучшему или худшему; а наслаждение, как и боль, как и все, что может развиваться, лишь на какой-то миг удерживается в состоянии совершенства.

Сэмюэль Батлер. «Записные книжки» (1912)

Когда мы еще дети, ад – не более чем имя дьявола в устах у наших родителей. Со временем понятие это усложняется, и тогда мы ворочаемся в постели с боку на боку, переживая нескончаемые ночи отрочества, стараясь потушить пламя, сжигающее нас, – пламя воображения! Еще позже, когда мы уже не смотримся в зеркала, ибо наши лица уже похожи на лик дьявола, понятие об аде преобразуется в умственный страх, и чтобы избавиться от смертной тоски, мы бросаемся ее описывать. В старости ад находится так близко, что мы принимаем его как неизбежное зло, и нам даже явно не терпится пострадать в нем. Еще позже (тогда мы и вправду погружены в пламя), среди огня брезжит надежда, что, возможно, нам еще удастся привыкнуть. Проходят годы, и дьявол спрашивает с вежливой миной, страдаем ли мы еще. И мы отвечаем, что рутина почти заглушила страдание. Наконец, приходит день, когда мы можем покинуть ад, однако всеми силами противимся подобному предположению, ибо кто же отказывается от любимой привычки?