Cекреты балтийского подплава | страница 61



. Комиссар лодки не зря побаивался: Достоевский в ту пору был официально объявлен "реакционным мракобесом".

Значит, матросам, которые имели образование четыре—семь классов, ''реакционный мракобес" Достоевский был нужнее, чем "ура-брошюры" политуправления, гордость Вишневского.

Чуковский пишет, что Вишневский представлял себе мир и людей — "упрощенно. Я, например, сводился для него к одной формуле: представитель старой Петербургской интеллигенции. То, что я не укладывался целиком в эту формулу, он не видел и не хотел видеть" ("Писатели Балтики...", с. 90) "Он мыслил исторически, громадными величинами. Все бытовое, частное, личное почти не занимало его. Я этим вовсе не хочу сказать, что он был человек невнимательный, равнодушный к людям. Напротив, он был заботлив и очень внимателен к окружающим — в частности, ко мне. Но интересовался он только одной стороной моей жизни — моей служебной и литературной деятельностью" (Там же, сс. 83-84).

Успенский говорил, что Вишневский “мелочей", "деталей" не видел, "они только мешали бы его грандиозным обобщениям" (Там же, с. 96). "Обобщения" Вишневского поразительны. Успенский как-то сказал Вишневскому, что у бухгалтера по фамилии Макаров немцы разбомбили дачу. Вишневский тотчас выступил на митинге, где страстно заклеймил фашистских варваров за то, что они разбомбили дачу великого русского патриота адмирала Макарова. Об этом Лев Успенский пишет в главе "Второй ораторский прием Вишневского", см. "Писатели Балтики...", сс. 123-124. Я думаю, что Вишневский в войну уже был психически ненормален.

Чуковский пишет, что Успенский ему однажды сказал: "Вишневский похож на двухлетнего ребенка, увеличенного до размера взрослого человека. Я удивился точности этого наблюдения" (Там же, с. 95). Далее Чуковский приводит рассказ Успенского о поездке с Вишневским на какую-то батарею. "На батарее было тихо и скучно, немецкая артиллерия вяло постреливала, где-то раза три что-то разорвалось..." Вишневский вернулся в Пубалт и доложил начальству, что был на передовой, в пылу битвы, "это был пламенный рассказ о невиданных героях". Вишневский "в батарее ничего не заметил. Не заметил даже того, что от нее до передовой, по крайней мере, семь километров и что на участке фронта, где она расположена, больше года вообще ничего не происходило. Реальную батарею он не увидел и полностью заменил ее в своем воображении другой батареей, нисколько не похожей на настоящую"