В этот миг он вдруг начинает жить.
И теперь, осенним вечером, когда в тихий, давно уже стоящий неподвижно, без всяких водопадов и водоворотов, прудик его жизни на Замятином одно за другим шлепнулись два шальмугровых яблока, он задохнулся от изумления, смешанного с оторопью и смутной надеждой… На что?
Полчаса спустя, когда резкость первого впечатления сгладилась, Андрей Андреевич, вдруг решаясь - он не был, вообще-то говоря, трусом, нет! - потянул к себе книжку, переплетом своим напоминавшую “этюдники”, которые по старой традиции предпочитают всему другому художники. Он отстегнул кнопку и открыл тетрадь…
Да, это был дневник, написанный сначала чернилами, потом - химическим карандашом, потом чем-то напоминающим китайскую тушь, потом опять химическим.
На внутренней стороне верхней корки был налеплен ярлычок: “Магазин № 7. КАНЦБУМАГА. Москва, Ильинка, 22”.
Коноплев слегка пожал плечами: что до него лично, ему не случилось ни разу в жизни побывать в Москве…
Развернув книжку, он пристально, придирчивым взглядом опытного счетного работника, которому неоднократно случалось участвовать в ревизиях и экспертизах, вгляделся в почерк. Очень странная вещь: почерк этот показался ему не то хорошо знакомым, не то… Да, пожалуй, похожим на его собственный. Вот такое же, как у него самого, “к”. Вот, бесспорно, привычное ему начертание высокого “д”… А вместе с тем писал, безусловно, не он; это было совершенно ясно.
Дневник начинался (в этом не было ничего странного: на обложке ведь стояло “Дневник № 2”) с полуслова: “…зит неминуемая гибель. Римба кишит змеями; хорошо еще, что нет крупных хищников…” Страницей дальше был довольно грубо набросан какой-то план. Две речки, извиваясь, сливались в одну. Между их руслами был обозначен лес по болоту - Коноплев знал эти условные знаки, потому что когда-то, еще юнцом, работал счетоводом в лесозаготовительном тресте. Справа, около изогнутой стрелки, было написано: “Нижняя роща казуарин”. Слева, в углу странички, виднелась намеченная несколькими горизонтальными линиями возвышенность: “Вулкан Голубых Ткачиков”, - поясняли полустертые слова…
На одном, по-видимому южном, склоне вулкана темнел обведенный кружком крестик. И вот, увидев этот крестик, главбух Коноплев почувствовал, как у него между лопатками точно бы скользнула холодная змейка. На миг, на один миг, ему показалось, будто он хорошо знает, почему тут стоит этот крест и при каких обстоятельствах он был поставлен.
