Адмирал, нехотя оторвав взгляд от штрафной площадки МВО, недовольно покосился на то, что ему протягивали. Два тайма прошли вничью, и адмирал сейчас болел еще более страстно, чем обычно: оставались считанные минуты до свистка. В перерыве контр-адмирал даже выпросил у второго своего постоянного соседа, Эдика Кишкина из 239-й школы, отличную милицейскую свистульку и теперь нетерпеливо жевал ее конец крепкими зубами.
– Мое? Что мое? - пробормотал он. - Это? Ничуть не бывало! Э, дробь, дробь[Дробь! - на флоте: “Стой! Остановка]! Дай-ка сюда…
Вдруг заинтересовавшись, он быстро снял пенсне и вгляделся поближе в золотисто-коричневый плодик.
– Те-те-те, дорогой товарищ! А откуда оно у вас? Где вы его взяли? Да вы же богач! Знаете, что это такое? Ей-богу, это ШАЛЬМУГРОВОЕ ЯБЛОКО! Ведь оно…
Вероятно, он имел в виду закончить свое объяснение, но в эту как раз секунду весь стадион взорвался. Знаменитость тех далеких годов Борис Чучелов, обойдя эмвеовскую защиту, ринулся к воротам противника… Мяч свистнул, как ядро. Гол в верхний левый угол был забит великолепно.
Незачем описывать, что случилось. “Горка”, холм на южной стороне стадиона, который тогда входил в зону оккупации мальчишек, превратился в вулкан. Да и на всех секторах болельщики сорвались с мест: гол только на полторы секунды опередил свисток, закрывавший матч.
Десятки неистовых перескочили невысокий барьер. Кто-то справа изо всей силы бил Коноплева по плечу довольно тяжелым и длинным пакетом. Высокий парень, явно под мухой, бежал по проходу, размахивая поллитрой.
– Воря! - ревел он, ничего не видя перед собой. - Боря, друг! Чучелов! Да я… Да мы за тебя… Боря, выпьем…
Человеческая волна подхватила и завертела Андрея Андреевича.
Он и сам в восторге размахивал руками и кричал что было сил.
Когда же первый порыв иссяк и он оглянулся, контр-адмирала поблизости уже не было…
Теперь между двух опустевших скамей стоял только высокий человек в песочного цвета пальто и мягкой шляпе и в странном смятении глядел на лежавший у него на ладони непонятный плод.
– Шаль-муг-ровое?! - наконец проговорил он. - “В день третьего ты придешь ко мне”. Кто придет? К кому придет? А что значит “ЗОЛОТОЛИКАЯ”?
Главбух “Ленэмальер-Цветэмали” Коноплев никогда не слыхал такого слова: “Шальмурровое”.
Взятое само по себе, оно не должно было бы вызвать в нем решительно никаких особых ощущений…
Ну, вот яблоко какое-то… Ну, по очевидной ошибке подложили ему в карман в толпе… Допустим даже, оно шальмугровое: бывают же разные там антоновские, шафранные; почему бы не быть и “шальмугровым”? Однако все-таки чтото в этом внезапном появлении такого странного плода приятно поразило его. Что? Почему? Нет, он не мог так просто ответить на это…
