Титр: Вы говорите, галош нет, значит, большевики действительно погубили Россию…
— Да нет, Александр Федорович. Россию они не погубили. Вот, может, галоши от них действительно пострадали… У нас, знаете, с одежей вообще туговато: и галош мало, и штанов нет… Я даже в Москвошвей проект такой подал, чтоб, значит, по всем магазинам не шататься — в одном галош нет, в другом пиджаков нет, — выстроить лучше сразу один большой магазин универсальный, зайдешь — сразу ни того, ни другого нет. Очень удобно, Александр Федорович… Александр Федорович, вы не обижайтесь — старый анекдот. Дорогой мой, только говорить не надо… Не надо речей, Александр Федорович…
Титр: Родина больна…
(Сокольский забегает за экран и тоже появляется на экране, уже заснятым.)
— Александр Федорович, я же вас просил, дорогой. Вы же меня подводите, вы же нашей публики не знаете, она же у нас при докладах засыпает вся моментально, мне же фельетон кончать не перед кем будет. И остаться с вами не могу. В зале публика сидит — ударные бригады, общественность. Скажут: «Сокольский — в объятиях классового врага, сращивание с частником». Вам-то наплевать, а мне хлопот не обобраться. Нет уж, Александр Федорович, лучше я с вами отсюда поговорю, мне здесь гораздо удобней. (Убегает с экрана на сцену). Лезть за мной не надо, Александр Федорович, куда же вы?…
Титр: Я предсказываю, что большевики продержатся только до субботы…
— Эх, Александр Федорович, они же хитрые. Они, как об этом услыхали, и субботу и воскресенье отменили, на непрерывку перешли. Пятилетку и ту в четыре года справлять хотят, пятый — выходным объявили… Тринадцать лет этой субботы дожидаетесь…
Титр: Производительность некоторых ваших заводов понизилась…
— Ну, это кое-где руководители были виноваты. Они все время друг друга обследовали — выясняли, почему производительность понижается. Работать некогда было. Только сейчас догадались, что причина именно в обследованиях и заключается. Говорят, комиссию назначили обследовать, почему обследованиями занимались. Поправятся, Александр Федорович!
Титр: Вы должны эту совдепию ненавидеть.
— Да нет, Александр Федорович. Наоборот, у нас любят ее… Титр: За что же?…
— Да ведь как вам сказать… Ежели рассуждать серьезно — помните ли вы, Александр Федорович, в октябре семнадцатого года подул ветерок, ветер, который превратился в бурю…
(На экране ветер сметает все и вся. Буря. Возникают документальные кадры новостроек.)
— …в бурю, от которой полетели вы, Александр Федорович, а вместе с вами все те, которые действительно любили свою родину только за то, что в ней можно было жрать, спать и благодушествовать у сытого казенного пирога… Полетели вместе с вами толстозадые генералы, сопливые поручики, политические болтуны, толстосумы морозовы, митьки рубинштейны… Вы — жалкий паяц, эмигрантская петрушка, смеющая говорить от лица народа, — вы думаете, что душа этого народа действительно в паре новых галош? У нас многого нет, многого не хватает — мы знаем… Но мы любим эту страну, любим за то, что она сама, как буря, несется вперед, любим за стройку, за неповторимые дни, за суровую надпись на суровом железобетоне — вперед, вперед и чтоб больше назад никогда не податься!..
