Прошел Свят-Вечер Ладный. Утро червонными лучами тронуло замерзшие окна, а вверху небо синеет, и видны неясные тени деревьев, занесенных купами снега. Звенит колокол в морозном воздухе, зовет к обедне. Рождество Твое, Христе, Боже наш! Радость! Аромат сена, елки, взвара, вина, апельсинов, груш, меда, вечерней браги Суряницы, — оставшиеся в доме, и еще радость, юность, здоровье, беззаботность, семейный мир, мамина ласка: «Вставай, сынишка! Пора в церковь». А с кухни волнами плывет предательский аромат жареных гусей, окороков, пирогов на сдобном тесте; начинки с луком, укропом, петрушкой, запах свежего хлеба. Господи! Что за красота!
Встаю, бегу умываться, одеваться. Надел валенки, обшитые внизу кожей, пальто на бараньем меху, шапку, башлык, варежки. «Нос-то, нос береги! Морозит, — заботливо говорит мама, — а то Иван вчера себе уши отморозил, сидит в кухне, уши гусиным салом намазал». Но куда там слушать, бегу, как молодой пес, на двор. Ух! Мороз-то какой! Дух захватывает! Снег скрипит под ногами. Воздух пахнет дымом, жженой соломой, дикой травой, которой топят крестьяне, кизяком; дым горьковатый, степной, наш собственный.
Вот и церковь. Полно народа. Хуторяне — донские казаки приехали с оружием, при саблях, винтовках, целый взвод; кони на веревке у церкви стояли привязанными, в попонах, а перед ними сено навалено. Ходит сторожевой казак, трубку покуривает. Через минуту из церкви выходит другой, сменяет его, и тогда он, пряча трубку, набожно крестится и идет в храм. Надо чтобы каждый у службы Божьей побывал в этот день. Рождество Твое, Христе, Боже! Люди толпятся в притворье, места мало. Полным-полно разного люда, разодетого, в тулупах, шубах-распашонках, при калошах, в новых сапогах. Пахнет ладаном. Слышен хор: «Де-е-ва днесь Пресуществе-е-ен-ного ро-ож-дает… ро-ождает!.. и земля-а Вертеп Непристу-уп-ному при-и-иносит…» Слава Богу, праздник наш зимний пришел. В волнах кадильного дыма, кажется, все плывет. Посмотришь вверх, на паникадила, горящие сотнями свечей, в купол, где порхают голуби, как будто не на земле ты, а где-то в вышине голубой. Замерзшие окна пропускают розоватый свет утра, становящийся все золотее, и торжественные песнопения, вместе с дневным светом, солнцем, льются все ярче, громче, радостней. Гремит вся церковь, звенит от колокольного звона, дрожит радостью внутренней: «Тебе ведети с высоты Востока!..» Пахнет сосной, елкой, которые навезли накануне в церковь прихожане, украсили углы, в знак грядущей весны, тепла, света. «Возсия мирови Свет Разума!» Сей Свет блестит в глазах верующих, забывших свои тяготы, дела, обязанности. Он уже в очах женских, детских, в блеске свечей, в ликах Святых, на кивотах икон, в глазах Богоматери, вздымающей свой Покров над толпами верующих. Вот икона Рождества Христова. У подножия лежит Сноп Рождественский. Набожное крестьянство принесло в память Христа Рождающегося в Вертепе. На Снопе — Хлеб. То образ самого Христа, который ест Хлеб Вечный. В трех простых глиняных горшках стоит ладан у иконы, смирна и мед, а на ладане золотая пятирублевка — дары трех Царей Христу-Мальчику, а на тарелке горсточка сухих вишен, слив, яблок и груш — в знак возвращения лета. Большой Круглик — пирог с вареньем с расходящимися по нему лучами, в знак солнца. Там же моток овечьей шерсти, железное ботало (жестяной колокольчик) с коровьей шеи и уздечка, в память Христова Рождения. Зверям дано было первым, как безгрешным, счастье видеть Свет Разума, Младенца Христа. Волны ладана идут вверх, голуби кружатся, хор поет, свечи горят, и служба подходит к концу.
