— Да ты балясы-то не точи, говори настоящее дело. Какое произволение-то было?.. Кто тебя в попы-то поставил?
— Внимай, чадо Косьмо, дивному промышлению и не борзися… Сим бо случаем дивная вещь содеяся и памяти достойна.
— А ты лишняго-то не мели, сказывай, кто таков?
— Аз многогрешный прежде был господским крестьянином и немалое время находился приставником при псовой охоте. Обаче распалихся желанием иерейства, оставя господина, приидох к епископу нашему Софронию и молих его, да поставит мя во иерея. Он же по многом испытании рукоположи мя у единаго мужа благочестива, на пчельнике, и даде ми одикон, рекше путевой престол, и церковь полотняную.
— Так ты, попросту сказать, беглый псарь?
— Не глумися, чадо Косьмо, рцы же ми своя согрешения…
— А ведь ты мошенник, отец Пахомий! Из псарей в попы на пчельнике поставлен!.. Ай да святитель!.. Знаю Софрона-то я. Ведь это Степка Жиров, что в Москве постоялый двор в Вороньем переулке держал, что попа Егора утопил?.. Знаю, все знаю, и другого вашего пастыря знаю, Антония, что прежде Шутовым прозывался. Так ты из этаких!.. А сколько ты, собашник, христианских-то душ погубил, их исправляючи? Да знаешь ли ты, что твое место в Сибири?
Хвать его за честную браду и «караул» закричал. Левка с веревкой вбежал, скрутили попа, вытащили его на улицу, сбежался народ: кто за попа, а кто кричит: "Вези его в город!.." Кутят ему Кузька в полы-то положил: "Вот, говорит, твои прихожане!" Поглумились этак над Пахомием и пустили его на четыре стороны, а деньги и весь скарб у Левки остались.
На другой день приходит уставщик от Пахомия. — "Деньги-то, говорит, возьмите, подавитесь ими, окаянные, ящик-от только отдайте… Без него отцу Пахомию никак невозможно…
— Эка что вздумал!.. — молвил Кузька Макурин. — Да я такого ящика пятый год добиваюсь. Пойду на Урень, — сторона глухая, народ слепой, — стану попить не хуже твоего псаря. Так ему и скажи.
Заплакал инда уставщик: за ящик-от Сафронию никак тысяча была заплачена, а теперь все пропало ни за денежку.
Вскрыли ящик: там и одикон, и полотняная церковь, и прочее, что нужно, и ставлена грамота.
— Эка умница этот Жиров! — молвил Кузька. — Не пишет примет в ставленой-то… Хоть я Пахомию во внуки гожусь, а с этой ставленой могу и Пахомием быть. Прощай, Левушка, — деньги все себе бери, с меня и ящика довольно. Вот каким попом буду, сам ко мне на исправу придешь… Приходи, Левушка: все грехи отпущу и гроша не возьму.
