Будит Левку: "Вставай, говорит, дело есть". — Левка встал, Кузька ему говорит: "Поп деньги считает, я подсмотрел. Такая, братец, сумма, что за нее не грех и в тюрьме посидеть. С такими деньгами, Левушка, век свой можно счастливу быть, на Низ можно сплавиться, в купцы там приписаться".
Соблазнил.
— А видывал ли когда тебя отец-то Пахомий? — спрашивает Левка.
— Отродясь, — говорит Кузька, — не видывал.
— Делай же вот как да вот как.
Пошли приятели в заднюю, где поп-от свои дела правил… А хоть дверь и отперта была, все-таки, чтоб Пахомию не подать сомнения, Левка постучался, входную молитву творя.
— Аминь! — ответил поп из избы. — Кто там?
— Я, батюшка, отец Пахомий, хозяин.
— Сейчас, свет, отопру… Эко диво како! Дверь-то была отомкнута!.. Забыл, видно, запереть, вот ведь память-то какая у меня стала.
Вошли Левка с Кузькой. А деньги у попа уж припрятаны. Начал положили у Пахомия, простились и благословились.
— Вот, батюшка, отче Пахомие, — говорит Левка, — наш христианин, именем Косьма, исправиться желание имеет, давно мне кучился свести его к иерею древлего благочестия.
Кузька в ноги попу: "Прими, говорит, отче святый, на дух".
— Бог благословит, чадо, — ответил Пахомий, — время теперь тихое, исправлю, пожалуй.
Левка вышел, Пахомий епитрахиль надел, требник на налой положил. — "Клади начал!" — говорит.
Положили начал. Лег Кузька ничком, Пахомий ему голову епитрахилью покрыл и начал "исправу":
— Рцы ми, чадо Косьмо…
А Кузька поднял голову, говорит ему:
— Отче святой, совесть-то моя очень сумленна, — рцы ми прежде: по отлучении от великороссийские церкви принял ли ты "исправу второго чина" с проклятием ересей?
— Нет, чадо, — говорит Пахомий, — исправе второго чина и проклятию ересей аз грешный по правилам не подлежу, того ради, что и крещение имею старое и рукоположение старое.
— А где ж ты старое-то рукоположенье сыскал? — спросил Кузька, став на ноги перед Пахомием. — Кто тебя в попы-то ставил?
— Да не смущается сердце твое, чадо Косьмо, ведай, яко имамы ныне архиереев древляго благочестия. Начало же сему произволению бысть сицевое.
— Ну, послушаем, пожалуй, какое тут у вас было произволение, — молвил Кузька, садясь на лавку. — Садись и ты, отец Пахомий, рассказывай, какое было произволение
— Есть, мой свет, киновия Белокриницкая. Исперва обитаема была едиными токмо мнихами, священных же особ в себе не имела, ныне же божиею к нам милостию получила архипастыря. Вси несумнящеся о сем христиане, елико обретается их в поднебесной, в том уверены. Та киновия, влекуще семя свое от древних оных кубанцев, рекше некрасовцев, зашедших туда с большим количеством народа, с женами и детьми. И тако сии вышереченные кубанцы, рекше некрасовцы, поселишася в Туречине, по реке Дунаю, и во упражнении своем занятием рыболовства…
