— Садись на коня и скачи за нами! — сказал Бегис. — В дороге все поймешь.
— И торопись! — добавил Мыржык. — Джигиты ждут нас.
На краю аула, верно, собиралась стайка верховых. Они были с арканами и копьями.
Волнение охватило Жалия: за отца встают парни его аула, а он колеблется, медлит. Трусит вроде. Что подумают о таком джигите степняки?
Пошел в загон. Не уверен был, однако, что делает правильно, душа его маялась сомнениями, и, не будь рядом Бегиса и Мыржыка, остановился бы, но не давали передыха бии, взглядами и окриками подталкивая вроде бы Жалия. И он дошел до загона, оседлал коня, вскинулся в седло. Поскакал следом за джигитами, не сказав ничего ни матери, ни брату.
Отец вернулся к вечеру. Привез согласие Гулимбета отдать дочь за Жалия. А Жалия дома не оказалось. Никто не знал, куда он девался. Младший сын, Омар-джан, видел только, как брат сел на коня и помчался в степь. Огорчило Али отсутствие сына, но ненадолго. Думал Али, вернется Жалий — порадуются все вместе успешному завершению сватовства, и утешился этим.
Однако Жалий появился в ауле лишь на третий день, почерневший от ветра и усталости. О невесте не спросил, будто уже и не собирался жениться. Лег отдыхать и проспал до следующего дня. Встал и снова без слов направился в загон седлать коня.
— Жалий! — окликнул сына Али.
Любил отца Жалий, чуток был и добр к нему, не только на окрик, на невысказанное желание отзывался охотно и торопливо. А тут не отозвался, будто не слышал крика, требовательного и тревожного. Не оглянулся даже. Накинул седло на круп коня, затянул подпругу, вставил ногу в стремя.
Понял Али — теряет сына. Не знал почему, недоступна была его разуму причина, а душа уже стонала в одиночестве. И Али снова крикнул:
— Жалий!
Не тронул Жалия крик отчаяния. Влез в седло, пустил коня прочь от юрты.
Проститься с сыном должен был Али, но не смог. Вцепился в узду, остановил коня у загона.
— Куда, сын?
Жалий процедил сквозь зубы:
— Куда все.
— А все куда?
— Мстить Айдосу…
Вот она — злая сила, что отнимает у него Жалия. Кто породил эту силу? Не сам ли Али? Скрыв истину, бросил тень на Айдоса.
— На кого поднимаете руку? Айдос-бий — отец наш.
— И отец может быть предателем.
— Оторви язык свой! Тебе ли судить о делах старшего бия. Ты лишь песчинка у его ног!
— Не я сужу, судят люди.
— Ах, люди! Слезай с коня!
Не для того набирался решимости Жалий, чтобы вот так на самом первом шаге расстаться с ней. Нелегко остывает кровь степняка, трудно гасится огонь злобы Словом его не загасишь.
