Снова нес несуразицу бий.
— Язык-то ваш, кайнага, не слуга вам. То зовете меня дочкой, то сношенькой. И почему об Айдосе говорите? Хивинца-то привели сюда вы.
— Что городишь, сестричка?! Я по пути здесь оказался, домой ехал…
— Путь в ваш аул лежит в другой стороне.
— Как же бросить гостя на полдороге?
— Бросили же сегодня… В хлеву он.
Не Айдосу, оказалось, надо было грызть горло, а этой дьяволице.
— Проклятая! — завизжал Кабул. — Заодно с Айдо- сом ты. Вместе вы погубили племянника хана.
Вздрогнула Кумар. Наконец-то вздрогнула, покинуло ее спокойствие. Но не страх сменил его. Не знала, видно, беспутная, страха. Негодование пришло к ней.
— Сам погубил себя хивинец. Перешагнул порог, охраняемый шариатом, коснулся запретного…
— Ха, нашлась защитница шариата…
— Что ж, если бии не способны оградить нас от надругательств, пусть сделают это дочери биев.
— Ты, значит?
— Я.
Кабул вылез из своих курпачей и подушек, как из норы волчьей, оскалил зубы. Зачихал, закашлял, пытаясь посмеяться над несчастной блудницей.
— Пусть тебя и казнит хан.
Она посмотрела ему в глаза. Дерзко и смело посмотрела. Не встречал он такого взгляда у степнячек.
— Готова к этому. Надену на свою шею петлю. Не на вашу, кайнага. Вашей больше подойдет ярмо ханского вола.
Взвизгнул опять Кабул: оскорбила, унизила его проклятая Кумар.
— Убери свое угощение!
Носком сапога он опрокинул чайник, расплескал все по коврам и паласам. Вышел из юрты. Злой, готовый снова перегрызть чье-нибудь горло. Чье бы только? Айдоса!
Не было за юртой Айдоса. Был Али.
По бийскому холму, погоняя нещадно плетью лошаденку, — не ту пегую, на которой уехал, другую, чалую, такую же неказистую, как и прежняя, — поднимался стремянный старшего бия.
Екнуло сердце Кабула. Забыл он про Кумар, обиду свою отбросил: пустое все. Крикнул вниз стремянному:
— Что сказал Айдос?
Конь у того трудно шел: холм хоть и пологий, а все же высота. Ноги чалого едва передвигались.
— Что сказал Айдос? — снова в нетерпении крикнул бий.
Но Али весь в своего хозяина. Молчит, негодный, и, лишь когда поднялся и стал слезать с коня, сказал:
— Захвати лопату и иди в хлев!
Выругался Кабул: не то хотел узнать от Али. В лопате ли дело? Однако взял лопату, стоявшую у юрты, пошел в хлев.
У дверей его нагнал Али.
— Что Айдос сказал? — в третий раз спросил Кабул. В голосе его было такое нетерпение, что Али поспешил ответить:
— Сказал: закопайте хивинца в навозе, суньте в рот кизяк коровий.
— Э-э, будто кизяком мы заткнем рот глашатаю, который объявит о нашей казни…
