Тут встал местный коше-бий:
— Давайте день его рождения выберу я, — сказал он. — Услышав все, о чем вы говорили, я понял, что метрика выдается мальчику не по письменным справкам, а по устным. А раз так, то пусть и днем его рождения считается день радио, поскольку радио — это то, чему мы верили на слово.
Так и порешили.
Заведующий заполнил метрику и передал мне.
— Вот, Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов. Ты, значит, родился 7 мая 1929 года в ауле Шортанбай. Не забывай.
Земля без человека — сирота беспризорная. Человек без земли — тоже сирота беспризорная.
Шортанбай. Название аулу дала речка, вернее, канал. Был он когда-то полноводным. Не зря же назывался Шортанбай, что значит «богатый щуками». Щуки на маловодье и безрыбье не заведутся. И аул был многолюдный. Прошли годы, обезводела река, обезлюдел аул. Можно неделю провести здесь и не встретить ни единой души. Но все же мне дороги эти места. Я и теперь могу часами стоять на бывшем берегу бывшего канала, а сухие колючки с этой земли для меня дороже цветущих тюльпанов.
В детстве родной аул казался мне если и не пупом земли, то по меньшей мере центром всей Каракалпакии. И не случайно казался. Если в нашем ауле кто-нибудь умирал или в каком-то из домов затевалась свадьба, то гонцов рассылали во все стороны и потом на поминки или на свадьбу люди съезжались в аул со всех сторон. А уж ежели все дороги от него расходятся и все пути в нем, в моем ауле Шортанбай, сходятся, то как же ему и не быть пупом земли?
Ну а наш дом, разумеется, казался мне сердцем всего Шортанбая. Если у нас радость, то и весь аул смеялся и веселился вместе с нами. Если у нас беда, то и весь Шортанбай горевал. Когда же в нашем доме вспыхивали ссоры и перепалки, начинались выяснения отношений между дедушкой и моим отцом, бабушкой и моей матерью, то стоило хоть кому-то повысить голос, как непременно кто-нибудь (чаще дедушка) тут же напоминал: «Тише, а то соседи узнают и разнесут по всему свету»- или просто: «Да не ори ты на всю Каракалпакию».
В результате у меня выработался некий — как бы это сказать-то по-современному? — аулоцентризм, что ли? Я думал, что если захочешь понять мир, то сперва надо понять свой Шортанбай. Честно говоря, я и сейчас держусь того же мнения. Разумеется, я вырос, повзрослел, поездил по миру, повидал людей и селения, в том числе и крупные города. Разумеется, ныне взгляды мои расширились, углубились и (что там еще со взглядами происходит?}, скажем, усложнились, обогатились и прочее, прочее, прочее. Да и Шортанбая моего давно уже нет ни на земле, ни на карте. И все-таки… Все-таки я и сегодня убежден: родной аул — центр мира. Все пути ведут к нему, все дороги из него исходят, и мимо него мне не пройти. Никак и никогда.
