— А хорошо этак при случае сойтись, посидеть, отдохнуть душой с самыми близкими дружками, а?
Джигиты стояли как пришибленные. Они наконец убедились, что Маман здесь один против них, двадцате-рых, и это было еще страшней. Пали духом удальцы.
— Ну, я поел, готов встретиться с богом, — сказал Маман. — Теперь бейте меня!
Джигиты засмеялись, словно дружеской шутке. Заговорили вдруг хором:
— Мы что! Мы ничего. Вы не думайте, Маман-ага! Мы — любя… Хотели постращать…
— Ну, так стращайте!
Молчанье. Маман встал.
Никого не трону! Забуду, кого здесь видел. Но чтобы сей же час — все по домам. Пора вам сопли утирать!
Джигиты опять захмыкали, ухмыляясь. А один сказал с веселым облегченьем:
Утрем, Маман-ага.
Есенгельды стоял на отшибе, как будто его это не касалось. И лицом, и манерно изогнутой фигурой он изображал презрение ко всем на свете. Маман подошел к нему. Ты чего добиваешься?
— А ты?
— Хочу воли и мира своему народу. Есенгельды дернул плечом, как капризная девица, показал в оскале мелкие острые зубы.
— Мечтать, что вырастишь мизинец с большой палец, — это все равно что летать во сне на крыльях. Пока жив род человеческий, будет везде и обида, и грабеж, и кровь. Недаром говорят: если бы не нос, глаза съели бы друг друга.
— Это правда, — сказал Маман. — Но о чем ты мечтаешь?
— Избавиться от тебя. А то послушать нас с тобой со стороны: ни дать ни взять — спорят два дурака.
Маман вздохнул:
— Сказать тебе нечего. Жаль… Крутишься, как юла, а не соображаешь, какой тебя крутит ветер! Ветер такой, что шапку снесет вместе с головой.
— Не пугай. Я не Аманлык. Учи Аманлыка. Маман бегло, скупо улыбнулся.
- 'А метишь на его место… Как же ты будешь мне служить такой гордый? Хочешь мне служить? Отвечай честно. Не ловчи!
— Хочу, — сказал Есенгельды неожиданно для всех.
— Чего больше хочешь — служить или убить? Есенгельды не успел ответить. Джигиты заорали
скопом, так буйно весело, будто захмелели от веселья:
— Убить! Убить!
И Маман захохотал вместе со всеми.
Сквозь шум и гам не сразу расслышали близкий топот. Маман прислушался и пустился бегом на ближайший пригорок. Так и есть! На дым костра во весь опор скакал Избасар-богатырь. Маман свистнул, зовя его к себе. Избасар ответил таким свистом, что в ушах задожило. Подлетел, спрыгнул на скаку, облапил Мамана. Конь был в мыле, всадник в поту.
— Все сделал. Навоз возил… отнес барашка… Тише.
Избасар огляделся, увидел в логу, у костра, джигитов и потемнел, но сейчас было не до них.
