— Это ты молодец, что Молчуна нашел. Может, ты и на самом деле не собирался специально меня менять, а если б пришлось — поменял бы. Я тебя понимаю — дочка же, жалко. Вот мама меня тоже под ноги затолкала и вытолкнула из круга, в который нас мертвяки взяли. Темно было, а в темноте мертвяки плохо видят. Вот я между всех ног и выскользнула, и убежала, а мама и другие остались, и больше я их не видела. Я и от воров убежала бы, это ты верно сказал, Колченог. Я только от Молчуна не убегу, а от остальных убегу.
— Ох и повезло тебе, Молчун, — позавидовал Колченог. — И за что тебе повезло? Голова чуть не отвалилась, и нога чуть не оторвалась, и сам не то мертвяк, не то чудак, не то урод, а такую жену отхватил!.. Ты береги ее. Только не так, как Кулак мою дочку, хорошо береги.
— Пока из меня берегун никакой, — вздохнул я. — А вот на ноги совсем встану…
— Встанешь, — пообещал Колченог. — С такой женой обязательно встанешь, да уж встал почти. Немножко осталось. А я что пришел, я пришел посмотреть, как вы тут — по ветру стелетесь или иголки распускаете… Вроде вы вполне даже цветете и благоухаете. Этот факт надо спрыснуть. Я захватил с собой… У Навы такого нет, женщина она, а женщины не понимают в этом. Они называют наш нектар «пьяный жук», а мы его меж собой кличем «жучара». Очень радостный напиток, но его надо уметь приготовить. Женщины не умеют. Они суют пьяных жуков в ягодно-травяную настойку без чувства момента и знания процесса. А жучару надо чувствовать и знать. Неправильный момент может все испортить.
— Эй, Колченог, — вдруг напряглась Нава, — ты что, пришел моего мужа спаивать?
— Не спаивать, а отметить радостное событие выздоровления, — с торжественной физиономией поправил гость.
— Так не выздоровел он еще, — покачала головой Нава. — Рано ему еще вашу жучаровку хлобыстать. Не всякий здоровый после нее на ногах удержится, а он и так без моей помощи на них не стоит. И голова… Она хоть и приросла, только в ней еще совсем не все в порядке — иногда такое говорит, что страшно. А после твоего «пьяного жука» он и сам может в жука превратиться. Нет, Колченог, ты хороший человек и спас Молчуна, так побереги его вместе со мной. Вот когда совсем поправится, тогда сам будет решать, что и с кем ему пить, а пока я его выхаживаю. Хочешь поговорить — говори, но без жучаровки.
— Да ладно, — легко согласился Колченог. — А то я не найду, с кем пожучарить! Только свистну — жукохлебы наползут. Только я свистеть не стану, я подожду. Когда Молчун поправится, тогда и пожучарим от души. Я что, жужурик, что ли? Нет, я приятный разговор люблю. И тоска у меня. Как дочку вспомню, так и тоска…
