Батариков у своих личных ворот встал, а писателю велел подальше машину сдвинуть, где гаражная улица слегка загибалась.
— Щас, — сказал и пошел какого-то Славку искать.
Долго ходил. Со всеми беседовал — здесь его знали, и с каждым он свое обменное дело имел.
Наконец отыскал Славку с напарником Костей. У них как раз аппарат был. Ребята оба молоденькие, плечистые. Поздоровались и не мешкая за работу. Машину велели развернуть поудобнее и так к входу примкнуть, чтобы шнур доставал.
— Варить надо, — Батариков объяснил. — Иначе никак.
— Что значит — варить? — писатель вникал.
Славка растолковал:
— Их за здорово живешь не сдернешь. Мы у них вертлявые кольца сейчас к головкам приварим, а потом вместе рванем.
— И получится?
— Заставим.
А Костя парень явно пограмотнее:
— Хорошо бы аргончиком, да тут в гаражах ни у кого нету.
— Что за аргончик?
— Сварка такая. Она специальная. Для нержавейки. У вас же секретки какие?
— Какие?
— Из нержавеющей стали. Их обыкновенная сварка вообще не берет.
— Стало быть, вы на чудо надеетесь?
Костя заулыбался:
— Где наша не пропадала.
— Да вы не волнуйтесь, — сказал Славка, вытягивая провод. — Не за задницу, так за рога. Все равно вытащим, куда они денутся. Ждите. Нельзя же с этими дурами ездить.
— С какими дурами?
— Ну, с болтами шпионскими.
Батариков не в меру любопытного писателя отозвал — мол, парни сами с усами, без нас сговорятся, а вы мне нужны. А, догадался писатель. Гроб.
— Вы его здесь решили припрятать, Алексей Никанорыч?
— Тсс, — Батариков схмурил лоб и палец к губам приложил. — Про скромные наши дела тутошним знать незачем.
— Извините, у меня недержание речи. Хорошо, что предупредили, а то непременно бы разболтал.
— Уж я вижу.
Батариков загнал «козлика» спиной до половины в гараж, и они аккуратно, дабы не привлекать внимания, занесли гроб в угол и на какую-то широкую станину, заранее приготовленную, установили. Писатель, отдышавшись, пригляделся и понял, что гроб теперь покоится на обрабатывающем станке, а поскольку сам последнее время чересчур деревом увлекался — крошил, строгал и даже вагонку сам делал вместо того, чтобы книжки писать, — залюбовался такой сильной машиной.
— Вот это богатство. Ваш?
— А то чей же?
— И четверть выбирает?
— Сверлит, шлифует. Чего душа пожелает. Шестерку берет как нечего делать. Три ножа. Строгает под зеркало.
— Алексей Никанорыч, простите, но я удивлен. У вас здесь сокровище, можно сказать, а вы в деревне вручную корячитесь. Топором да ломом. Отчего так?
