Завещание | страница 41



     – И я тебя люблю, – сказала Ребекка или, наверно, подумала, а Михаэль, не услышав, понял, почувствовал, ладони его лежали у Ребекки на затылке, и, возможно, мысли перетекали через них, и через руки попадали в мозг, звуки ведь лучше распространяются в твердых телах, чем по воздуху, так, может, и с мыслями то же самое, и нужно крепко обнять друг друга, чтобы слушать…

     – Ты моя сестра, – подумал он. – Мы не можем…

     – Не можем – что? – подумала Ребекка. – Отец хотел, чтобы мы…

     – Он не мог…

     – Мы его еще не понимаем, Михаэль. Он знал, что делал и что хотел сделать с нами, а мы еще не понимаем, но он точно хотел, чтобы мы были вместе, ты и я…

     – Откуда ты…

     – Я знаю. Я чувствую.

     – Я люблю тебя…

     – Да… Да…

     – Мать, – сказал Михаэль – на этот раз не мысленно, а вслух, лицо Ребекки было так близко, что он не видел его, все расплывалось перед глазами, будто туман из сада проник в комнату через распахнутое окно, – мать решила не подписывать бумагу, и мы с тобой не сможем…

     – Она откажется от двух миллионов? – удивилась Ребекка.

     – Она сказала, что мое будущее ей важнее денег, а она считает, что…

     – Я знаю, что она считает, – перебила Ребекка, – об этом несложно догадаться. Но от денег она не откажется. Послушай, Михаэль, ты до сих пор веришь каждому слову своей матери?

     – Она всегда делала то, что говорила, – пробормотал Михаэль.

     – Ты сказал ей, что…

     – Я проговорился, – виновато произнес Михаэль. – Случайно. Понимаешь, я так привык все ей рассказывать…

     – Зачем?

     – Не знаю. Как-то это получается… само. Были у меня только две тайны, которые я… Сегодня я и это ей выболтал. Не знаю почему.

     – Я знаю, – сказала Ребекка. – Потому что ты порвал с прошлым. И то, что с тобой случилось в прошлом, там должно было и остаться.

     – Не понимаю…

     – Неважно. Если Селия откажется подписать бумагу…

     – Да, что мы сможем сделать?

     – Папа убедит ее не делать глупостей.

     – Папа? Что ты хочешь сказать?

     – Я так чувствую. Чувствую, и все. Ты не поймешь, я и сама не очень… Давай помолчим. И об этом, и обо всем.

     – Хорошо, – сказал он.

     И они молчали. Мысленный разговор продолжался, но нет никакой возможности связно изложить его на бумаге, потому что одновременно звучали тысячи слов, в том числе и таких, какие не существуют ни в одном языке, это и не слова были, а понятия, и не понятия даже, а целые миры, вмещавшиеся в интервал между вдохом и выдохом.