Ангел, летящий на велосипеде | страница 36
Ко всему прочему, она казалась ему воплощением огня.
Даже обсуждавшаяся ими обоими женитьба связывалась для него с огнем.
Помните «подсвечник, богато оплывший стеарином» и «белую корку, нежную, как подвенечная фата»?
Вскоре он скажет и о пожаре.
Вот почему в тридцать пятом году Мандельштам написал не одно, а три стихотворения.
Сперва - два, а потом - еще четыре строчки, названных комментаторами дополнением.
Никакое это не дополнение, а - эпилог!
Если первые два - теза и антитеза, то последнее, конечно, синтез.
Здесь говорится о том, что помимо двух Лютиковых ипостасей - тишины и скандала - существуют еще и ночи.
Почему «ночи» оказались в одном ряду с «лоном»? Не имеют ли они отношения к чужим перинам, от которых Мандельштам бежал по Таврическому саду?
Как обычно, самое важное Осип Эмильевич прячет. и сейчас он проговаривался от чужого имени. Это уж мы догадались: если Лютик - Миньона, как и героиня Вильгельма Мейстера, то Гете - он сам.
Лютика все больше упрекали в пренебрежении приличиями: зачем пьет водку наравне с мужчинами? для чего ходит по дому в прозрачных одеждах? - а Мандельштам написал о законе.
В двух его последних строчках соединились отрицание и утверждение: «ответ» и «не в убытке», «есть» и «вне».
Это такая антиномия, неустранимое противоречие: то, что верно для Лютика, - не подходит для всех остальных.
Достоевский не даст разлечься на диване с книжкой, спокойно перелистать страницы, но обязательно подсунет какое-нибудь «вдруг».
Вот и у Лютика - будто она героиня прозы Достоевского, а не стихов Мандельштама - все начиналось с «вдруг».
В ее записках «вдруг» именуется «между тем».
Значит, событие подкрадывается незаметно, опережая другое, считавшееся до поры до времени самым важным.
Вот, например, такое «между тем».
«Между тем, - пишет она, - мое пребывание в ФЭКСе стало просто невыносимо - приходилось видеть там каждый день человека, который мне нравился и который относился ко мне с презрительным равнодушием. Мне было очень больно признать себя побежденной каким-то провинциалом из Николаева… Я делала тысячи глупостей все для того, чтобы вырвать из головы эту навязчивую идею, этот бред, ставший просто угрожающим…»