Вот, мол, вел наблюдение за писателями и музыкантами, беспокоился о том, чтобы к их сочинениям можно было прибавить еще пару минут.
Лишь один человек имеет право с ним соперничать, да и у той все в прошлом. Уже много лет она не претендует ни на что.
Была такая писательница Надежда Санжарь. Прославилась не столько книгами, сколько тем, что ходила к известным людям «за зародышем». Очень уж хотелось ей родить солнечного мальчика от «великого человека».
С этой целью она посещала Блока, Андреева, Брюсова. Вела переговоры с Вячеславом Ивановым, но завершить их не смогла из-за того, что жена поэта запустила в нее керосиновой лампой.
…Когда-то их было двое рядом с гениями - Смольевский и Санжарь, а теперь он остался один.
Трудится, не жалеет сил Арсений Федорович - этакий составитель описи мимолетностей, ловец солнечных зайчиков, переписчик набегающих волн.
Охота на Гумилева
Поначалу больше других не скупился Гумилев.
За считанные дни набралось немало его рукопожатий и улыбок. Вряд ли Николай Степанович старался просто так. Скорее, интерес к Лютику потребовал внимания и к ее мужу.
Благодаря увлечению супруга она смогла бывать у Николая Степановича дома. Конечно, эти встречи не обходились без подробностей. Не исключено, что тут были и такие детали, о которых рассказать невозможно.
И через многие годы Лютик не могла забыть лицо Гумилева в свете отблесков от огня в печке.
«…я решила, - писала мемуаристка, поступать на вечерние курсы института Живого слова… В институте был кружок поэтов, руководимый Гумилевым… Он назывался «Лаборамус». А вскоре в кружке произошел раскол, и другая половина стала называться «Метакса»; мы их называли: мы, таксы. В кружке происходили вечера коллективного творчества, на которых все упражнялись в преодолении всевозможных тем, подборе рифм и развитии вкуса. Все это было очень мило, но сепаратные занятия с Н.Гумилевым… нравились мне гораздо больше, особенно потому, что они происходили, чаще всего, в его квартире африканского охотника, фантазера и библиографа.
Он жил один в нескольких комнатах, в которых только одна имела жилой вид. Всюду царил страшный беспорядок, кухня была полна грязной посудой, к нему только раз в неделю приходила старуха убирать.
Не переставая разговаривать и хвататься за книги, чтобы прочесть ту или иную выдержку, мы жарили в печке баранину и пекли яблоки. Потом с большим удовольствием мы это глотали. Гумилев имел большое влияние на мое творчество, он смеялся над моими робкими стихами и хвалил как раз те, которые я никому не смела показывать. Он говорил, что поэзия требует жертв, что поэтом может называться только тот, кто воплощает в жизнь свои мечты. Они с А. Ф. терпеть не могли друг друга, и когда встречались у нас, говорили колкости».
