Требования остались неизменными. Если полиция хочет забрать труп — пожалуйста, но не больше двух полицейских, причем они должны раздеться до трусов. Не хотите больше крови — немедленно освободите помещение.
Ну и негодяи, подумал начальник уголовки, принимая первое оперативное решение: конечно, мы освобождаем здание, конечно, мы должны забрать тело убитого, этим уже занимаются.
Он связался по радио с комиссаром следственного отдела стокгольмской полиции, возглавлявшим оперативную группу в здании, и предложил ему, во-первых, как можно более демонстративно вывести нескольких сотрудников из здания посольства, во-вторых, оставшихся тайно перевести в подвальное помещение и, в-третьих и последних, найти двух добровольцев, чтобы забрать тело. Никакой одежды, кроме кальсон, на них быть не должно.
Инспектор следственного отдела Бу Ярнебринг был одним из первых, кто вооруженный пистолетом, горячим сердцем и холодной головой ворвался в здание. Он же первым и вызвался добровольцем. Комиссар только покачал головой. Ярнебринг, даже полуголый, представлял собой такое внушительное и устрашающее зрелище, что показывать его террористам в этой щекотливой ситуации было бы неразумно. Печальную миссию возложили на двух инспекторов постарше, более мирной и округлой наружности, а Ярнебрингу и еще двоим было поручено прикрыть их в случае неожиданностей прицельным огнем.
По правде говоря, это задание было Ярнебрингу гораздо больше по душе. Он быстро вскарабкался по лестнице и занял позицию. Его товарищи с трудом взгромоздили безжизненное тело на носилки — задача и в самом деле была не из легких, если учесть, что они работали согнувшись в три погибели на небольшой лестничной площадке между этажами. Наконец они начали осторожно спускаться, волоча за собой носилки. Ярнебринг держал на прицеле дверь в коридор второго этажа — и тут он почувствовал запах, который во все последующие годы жизни мгновенно возвращал его к захвату террористами немецкого посольства в Стокгольме, — запах сожженного телефона.
А случилось вот что: он заметил в дверной щели дуло автомата и не успел повернуться, чтобы занять более удобную позицию, как из него полыхнуло пламя. Автоматная очередь в помещении прогрохотала просто оглушительно, мимо ушей, как рассвирепевшие осы, прожужжали осколки штукатурки. Но запомнил он именно запах, запах сожженного телефона. Только на следующий день, вернувшись в разгромленное посольство, Ярнебринг понял, в чем дело. Примерно в полуметре от места, где находилась его голова, пуля прочертила чуть не метровый след на черных бакелитовых перилах.
