— Мне очень жаль, — сказал Бекстрём, пытаясь изобразить скорбную мину. — Сам знаешь, как у нас с финансами после убийства этого соссе на Свеавеген.[12] То есть об оплате переработки и речи не идет.
Во всяком случае, вам-то не перепадет, ублюдки, подумал Бекстрём — на себя он уже заполнил платежный формуляр.
— Так что увидимся в понедельник. Если что случится, дам знать.
Как же, как же, мысленно ухмыльнулся он, обязательно дам знать, только тебя мне и не хватало.
— Да? — обратился он к Вийнбладу, поскольку тот поднял руку.
— На вскрытие пойдешь?
Вопрос вовсе не был странным: со времен Дальгрена вошло в обычай, что кто-то из старших следователей обязательно присутствовал на вскрытии.
— Спасибо, что напомнил, но у меня срочные дела, — сказал Бекстрём. У него были совсем иные планы. — Увидимся позже.
Пятница, 1 декабря 1989 года,
первая половина дня
Сбор сведений о личности потерпевшего — главная ось, вокруг которой постепенно раскручивается колесо следствия. Поэтому Ярнебринг и Хольт единодушно решили начать с его сослуживцев.
Сначала они поговорили с начальником отдела ЦСУ — Центрального статистического управления, где работал Эрикссон. Тот был совершенно потрясен. Если верить его словам, Эрикссон был не только идеальным работником, но и замечательным человеком, которого любили все. Профсоюзный активист, заинтересованный и болеющий душой за свое дело.
Кто из сотрудников знал его лучше других? Может быть, с кем-то он общался и вне работы?
Начальник отдела назвал две фамилии, эти люди работали в том же подразделении, что и Эрикссон. Больше он никого не мог вспомнить. Насчет того, общались ли они помимо службы, лучше спросить у них. Он сам с Эрикссоном вне службы никогда не виделся.
— Даже в городе никогда не встречал, — вдруг добавил он после некоторого размышления.
Хольт опрашивала мужчин, Ярнебринг — женщин, хотя вполне достаточно было бы выборочно опросить пару сотрудников.
Никто не сказал худого слова об Эрикссоне. С порученным делом справлялся хорошо, хотя профсоюзная деятельность требовала много времени. Никто лично с ним не общался, не сталкивался с ним где-то вне работы, и никто не мог вспомнить, с кем он дружил или, по крайней мере, встречался. Всегда был корректным, поддерживал определенную дистанцию, был очень вежлив, но не заискивал, чувствовалось, что знает себе цену.
Негусто, подумал Ярнебринг.
Негусто, подумала Хольт.
Они уже собирались возвращаться, когда наконец-то клюнуло. Склонившийся над ксероксом вахтер в холле медленно проводил их глазами — каждый настоящий следователь понимает, что означает такой взгляд.
