Что же, как настоящему полицейскому мне должно быть интересно преодолевать трудности, попытался он себя убедить. Мы не такие, как все. «Мы» — это большой мужской коллектив, к которому принадлежала и его подруга. Мы, черт нас подери, как дети, раздраженно подумал он, наливая в кастрюлю побольше воды, чтобы хватило и на кофе, и на яйца.
Через полчаса он уже сидел в метро, переваривая завтрак, состоявший из растворимого кофе без молока, полстакана сока, сомнительного помидора, вчерашней булки с несколькими стружками сыра и пяти яиц всмятку. Настроение было скверным, и он подозревал, что причиной тому не только завтрак.
Войдя в кабинет, Ярнебринг застал там Хольт, которая была на месте, судя по всему, уже давно, потому что успела написать объективки по убитому, соседям и стоявшим на улице машинам.
— Ничего существенного. — Она покачала головой.
— Черт возьми! Ты что, ночевала здесь, что ли? — Ярнебринг кивнул на толстую пачку распечаток на ее столе.
— Пришла час назад. — Она слегка улыбнулась и опять покачала головой. — Нике у отца эту неделю, так что у меня дома особых дел нет.
Ну, с этим я бы мог тебе помочь, подумал Ярнебринг, однако без знакомой уверенности, которую он испытывал до того, как обручился со своей девушкой. Идиот, мысленно обругал он себя, а вслух спросил:
— Нике?
— Мой сын. Разве я не говорила? Ему шесть, на будущий год пойдет в школу.
— Хороший возраст, — неопределенно протянул Ярнебринг. — А братья и сестры у него есть?
О чем я говорю? — подумал он.
— Только Нике. Других пока не предвидится. Так я тебе и поверил, подумал Ярнебринг, который вел подобные разговоры уже несколько лет.
— Ну-ну, — улыбнулся он. Что еще он мог сказать? — Есть новости?
— Йес, — ответила Хольт и достала откуда-то желтую записку. — Звонил коллега Фюлькинг из уголовки и спрашивал, не мог бы ты зайти к нему перед оперативкой.
— Вот оно что, — сказал Ярнебринг, прочитав записку.
Наверняка этот болван Бекстрём, подумал он.
— Фюлькинг, — повторила Хольт. — Это его называют Фюлльскалле?[10]
— Вот именно, — кивнул Ярнебринг, — хотя непонятно почему. Он пьет не больше других, к тому же почти не пьянеет, даром что скоро на пенсию.
— Ладно, увидимся на оперативке. — Хольт пододвинула к себе еще одну пачку бумаг.
— Садись, Ярнебринг. — Фюлькинг кивнул на стул для посетителей.
— Хорошо выглядишь, старина, — дружелюбно сказал Ярнебринг.
Вот таким и должен быть настоящий полицейский, подумал он.
— Выбора нет, — хохотнул Фюлькинг. — Водка опять подорожала, так что надо продолжать тянуть лямку.
