— Я вас давно жду, — воскликнул он, устремляясь к Потемкину. — Беда!
— Спокойно, брат, — шепнул Потёмкин, посылая нескладному добродушному здоровяку мысленное приветствие.
Монах не желал успокаиваться, размахивая руками и хватая гостей за рукава, он буквально тащил их за собой.
Показалась знакомая лестница, мелькнули отшлифованные ступени, открылась тяжелая дверь.
Дмитрий заглянул в кабинет священника.
Дубовый стол на месте, кресты, иконы — всё как всегда, всё неизменно.
Вот только к привычной материальной неизменности добавилась непривычно-замершая фигура отца Михаила.
Старец неподвижно восседал в массивном кресле; неподвижно настолько, что вполне мог сойти за умершего пожилого человека.
— И давно он так? — поинтересовался Потёмкин, касаясь теплой руки священнослужителя.
— Пульс нормальный, сердце работает, дыхание в порядке, — констатировал он. — А что не так?
Коснулся мыслесферы священника, тяжело вздыхая, осмотрелся, наблюдая за реакцией организма. Никого не заметив, проник глубже, остановился разглядывая мысли старца.
Страх висел в темноте, заслоняя остальные человеческие чувства. Дмитрий ощутил его невыносимо-холодное прикосновение и, сжавшись, едва не покинул оболочку священнослужителя. Лишь в последний момент он почувствовал присутствие хозяина тела.
Далекое, едва заметное биение… испуганная мысль коснулась его сознания и исчезла, словно источник ее мгновенно сделался неразумным.
Дмитрий решил не спешить и, осмотревшись, заметил в дальнем углу громадного зала, похожего не церковный, маленькую дверь из-за которой, в очередной раз донеслось едва различимое бормотание. Быстро подойдя к тайному убежищу, он рывком открыл дверь и увидел сжавшегося, испуганного человека.
Тот, сжимаясь, сидел в темном углу и шептал непонятную молитву.
— Изыди сатана! — зашипел старик.
— Я знаю тебя! Ты — Дьявол!
Дмитрий, сделав над собой усилие, заглянул в душу старца и мгновенно прочувствовал всю глубину ужаса охватившего глубоко верующего священнослужителя. Из его жизни были вырваны значительные куски. И беда для божьего человека заключалась не в том, что он не помнил происходящего с ним в это время, а в том, что он знал что делает, но не мог противиться захватившему его тело существу. Словно автомат, выполняющий заложенную в него программу, он дышал, двигался, произносил чужие слова, оставаясь при этом лишь зрителем, выброшенным в дальний угол сознания.
Но так было не всегда. Поначалу священник думал, что разговаривает с господом, выполняет волю создателя и это грело его торжествующую душу.
