Ожидая начала, Роджер обратил внимание, что, пока они с Колгейтом стояли у окна в величественном, обшитом массивными панелями зале, вокруг них успела собраться полдюжина юношей и девушек. Для второкурсников или старшекурсников, или кем там они были в Будвайзерском колледже, штат Пенсильвания, они выглядели вполне сносно – не окончательными варварами. Никто не жевал жвачку, не курил десятицентовой сигары, не носил енотовой шубы, не пил кока-колу и не жевал гамбургер, не нюхал героин и не смотрел телевизор, никого не грабил и не ездил на «кадиллаке». Вполне типичные представители культурного меньшинства. Правда, кое-кто из них, должно быть по собственной инициативе, присоединился к компании, чьим гостем он был и благодаря чьему гостеприимству уже успел выпить первый стакан, но иначе они, возможно, и не попали бы сюда, а Роджеру хотелось иметь аудиторию, пусть и не слишком большую, которая бы услышала то, что он собирался сказать отцу Колгейту. Одна из них, блондинка в мужской рубашке, однако во всем другом, доступном глазу, более чем и даже откровенно женственная, смотрела на него. Он слыхал, что американские студенточки очень даже любят заниматься этим самым. Но он не мог ничего себе позволить, пока не закончится его лекция и все не соберутся вновь, чтобы это отметить, здесь, что предпочтительней, или у кого-нибудь дома. А пока суть да дело, он должен сосредоточиться на том, чтобы показать и блондинке, и всем, кто может его слышать, как он умеет расправляться с такими типами, как отец Колгейт.
Священник закончил рассуждать о предусмотрительности и теперь завел не менее нудную песнь об ответственности. И то и другое, изрек он, обязаны быть осознанными. Роджер подождал, пока его противник закончит с объяснением первого из двух альтернативных определений этого слова – отличный момент, чтобы прервать человека, – и сказал громко и быстро:
– Честно признаюсь, святой отец, даже и не знаю, что поражает меня больше всего: ваше ли пристрастие к затасканным истинам или ваш незрелый гуманизм. Послушать вас, так можно вообразить, что Бог – это нечто вроде президента корпорации, который придерживается строгих взглядов относительно коллективной морали, духовной общности и тому подобной ерунды. Озабоченный созданием здоровой творческой атмосферы в подведомственном коллективе. Лояльность сверху, лояльность снизу, лояльность со всех сторон. Вбивающий идиотские прописи, призывая при этом: думайте. Одна большая счастливая семья, каждый член которой живет припеваючи. Религия, которую, как я понимаю, ваш брат называет доверительной беседой, – в одном отношении действительно лишь красивая фраза. Седовласый старец, восседающий на верхнем этаже, коему ведомо все, что творится в его организации, и всегда имеющий достаточно времени, чтобы выслушать любого с его наболевшими проблемами, даже если тот простой уборщик или лифтер. Сверхъестественное существо, низведенное до человеческого масштаба.
