– На, читай, – и, налив себе и Ольге по полстаканчика, разом выпила свою порцию.
– Это что? – не поняла Ольга, с удивлением взирая на увесистую папку, лежащую у нее на коленях.
– Это мой роман. По профессии я журналистка, вернее, театральный критик, вот здесь неподалеку училась, – махнула она рукой в сторону театра Маяковского, – в ГИТИСе. А сейчас все бросила ради… Не знаю, что это – настоящее или так… блажь пустая. Сама понимаешь, как трудно профессиональному критику решиться на такое: призрак графоманства мерещится… А это страшно.
– «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…» – процитировала Ольга знакомую всем студентам шутливую прибаутку.
И у Веры слегка отлегло от сердца. Все же они принадлежали к одному миру…
– Ага! – оживилась Ольга. – Так ты, значит, чукча, который писатель!
– Вот-вот, – подхватила Вера, смеясь, – в самую точку – чукча!
Ольга с каким-то новым и даже несколько восхищенным выражением на нее посмотрела и принялась развязывать тесемки папки.
– Как интересно-то, Господи! Только вот света тут маловато. А, придумала!
И она с легкостью стрекозы сорвалась с места и мигом оказалась возле ближайшего к ним фонаря, стоявшего у низкой чугунной ограды, обрамлявшей бульвар.
– Ты что, думаешь стоя тут все прочесть? – весело крикнула Вера, когда Ольга начала перелистывать страницы одну за другой, буквально поедая глазами написанное.
Но Ольга только отмахнулась в ответ. И эта ее готовность вот так, посреди ночи, посреди спящей Москвы читать рукопись незнакомой женщины, которая к тому же является ее соперницей, поразила Веру. И тончайшая вибрирующая невидимая ниточка, которая, похоже, уже связала их друг с другом, стала крепнуть.
Ольга читала долго. Может быть, час, а может, и больше. Вера не смотрела на часы. Она погрузилась в тайную прелесть ночи, прислушиваясь к шорохам, отдаленным взрывам хохота запоздалых гуляк, вглядываясь, врастая, вживаясь в ночной город. Она запретила себе о чем-либо думать. Она только судорожно вздохнула, представив себе, что это, скорее всего, последняя ночь, которая еще связывает ее с Алешей.
Алешка! Как жить без тебя?
Она запретила себе эти мысли, лишь только представила, как он вернулся домой, в Хлебный, вернулся, исполнив то, что ему было велено, и не обнаружил дома ни одну из них… Каково ему? Что сейчас у него на сердце? Как ему-то справиться со всем этим?
Ночь. Бульвар. Полнолуние.
Может быть, последняя шальная ночь в ее жизни… Без него она ни на что подобное уж не будет способна. Она сделается рассудительной пресной женщиной. Она станет старой! Так пусть эта ночь окажется достойной воспоминаний!
