Она гордо приподняла подбородок, и у Мэтью опять что-то дрогнуло в груди. Господи, и где его дядя только нашел ее, удивленно спросил себя Мэтью. Она чудо.
– Возможно, я невольно ввел вас в заблуждение, дав вам ложное чувство уверенности и ощущение безопасности, – сухо заметил он. Ему не следовало забывать, что открытость и мужество – ее стратегическое оружие, которое она так ловко использует против него.
– Поверьте мне, я отнюдь не чувствую себя в безопасности. – Ее глаза по-прежнему пристально смотрели на него. – Я хочу, чтобы вы помогли мне убежать отсюда.
От неожиданности Мэтью запрокинул голову, его глаза округлились. Потом он вдруг неестественно рассмеялся. Она говорила так серьезно, с такой уверенностью в голосе, что это не могло не показаться ему просто забавным. Забавным и нелепым.
Когда он, наконец, перестал смеяться, ее красивые темные брови сдвинулись на переносице – она сердилась. Она даже забыла о своем вырезе на платье и перестала его дергать вверх.
– Я счастлива, что смогла доставить вам минуту радости, – насмешливо проговорила она.
Мэтью снова сделался серьезным, больше смеяться ему не хотелось.
– Полагаю, это и было вашей целью, – бросил он.
Затем Мэтью встал и направился к теплице, намереваясь взять там еще один кусок специальной ткани, чтобы покрепче обвязать привитую ветку. Если его поведение покажется ей грубым, то, возможно, она больше не захочет вести с ним эти опасные разговоры, и это было бы очень кстати. Но надежды Мэтью не оправдались. Девушка вошла в теплицу и встала позади него. Теперь она стояла так близко, что он снова ощущал жасминовый запах, который никак не хотел растворяться в благоухании цветов, так обильно растущих здесь.
– Лорд Шин, я полагаю, мысль о нашей… близости вызывает у вас такое же отвращение, как и у меня.
Услышав это, Мэтью обернулся так резко, что едва не врезался в стоящую позади него девушку.
Хотя сейчас ему больше всего хотелось крепко обнять ее и прижать к себе, он невозмутимо проговорил:
– Почему вы так считаете?
Она отшатнулась назад. Ее щеки сделались пунцовыми, а грудь высоко вздымалась. Ее дыхание стало неровным и поверхностным. Перед Мэтью предстал просто-таки портрет невинной женщины, смущенной близостью незнакомого мужчины. Этакая «Смущенная добродетель» и «Невинность в смятении». Он бы даже поаплодировал ей, если бы сам не был так взволнован.
Она снова заговорила, и в ее голосе ощущалась легкая дрожь.
– Вы так себя ведете… Вы все время даете мне понять, что вам неприятно мое присутствие. И прошлой ночью вы не…
