— А нету негатива, у нас все классно, — зевнув, ответил толстенький капитан.
— Тогда я пойду и найду сам. Да вы и сами кое-чего по пьяни наболтали, — злорадно сказал темноглазый лейтенант.
— Ты ведь на боевые собираешься с полтинником? — как бы между прочим спросил Забельский.
— Да при чем тут это?
— А ведь по одному ходить нельзя. Тебе сопровождающих дадут, человека два.
— Ну и что?
— А ты не боишься, что тебя на мину посадят?
— Как?!
— А вот так, — Забельский сделал мечтательное лицо и нараспев, как учат в школе на уроках художественного чтения, произнес: «..Внезапно из-за скалы громыхнул взрыв. Все бросились туда, но мужественного журналиста, истекавшего кровью, спасти уже не удалось…»
— Мужики, да вы что, серьезно?! — жалобно спросил лейтенант, про подобного рода трудности в сборе материала в училище не рассказывали.
— Шутим, конечно, не принимай всерьез!
Все смеялись. Улыбался и лейтенант. Согласно училищного курса марксистско-ленинской философии второй стороной основного вопроса философии являлось: познаваем ли мир. За эти три дня в Кабуле этот вопрос заслонил для него все остальные. Замполит дивизионной разведроты с усмешкой рассказал, как они привезли пленного «духа» в роту, заставили выучить наизусть обязанности дневального на русском языке, кормили кашей из столовой — тот был счастлив, получая каждый день бачок перловки, а когда надоело забавляться, отвели на пустырь за автопарком и посадили на ящик с тротилом, предварительно связав.
— Мы ему сказали, Али, спроси у Аллаха, какая погода завтра, после чего подожгли огнепроводный шнур…
— Неужели правда?!
Тот замполит внимательно посмотрел в глаза корреспонденту окружной газеты, поскучнел и ответил:
— Уж и пошутить нельзя! У кого хочешь спроси, не было такого.
Он не поверил, пошел в разведроту, пытался вызвать солдат на задушевный разговор. Те охотно рассказывали о героизме товарищей и коварстве «духов» , делая удивленные лица, когда он пытался перевести разговор на тему трофеев, наркотиков, обращения с пленными. Он уже имел блокнот, наполовину заполненный рассказами четвертых лиц о том, что они слышали от третьих лиц о происходящих событиях. Он был в отчаянии, так как летел в Кабул с конкретным планом: столкнуться с мерзостью и грязью войны, после чего разочароваться в родной стране и советских людях и насладиться собственной чистотой и непорочностью. Однако афганская война ему не давалась, он видел пока ухоженную территорию, слышал рассказы, которым вряд ли можно верить.
