— Тоже мне, принципиальный коммунист нашелся, — зло подумал о Найденове Михал-Михалыч. Этот поступок противоречил стройной гипотезе о том, что причина политической крамолы в четвертой роте — в замполите роты, ставшем не на тот путь, сбившемся с верных ориентиров.
Чтобы укрепиться в своих догадках, Михал Михалыч на следующий день снова вызвал к себе Найденова.
— Ты слышал о том, что Костиков, которого ты заменил, купил «Шарп-777 «на деньги, привезенные контрабандой из Союза?
Найденов пожал плечами.
— Что-то такое слышал, что якобы через месяц после отпуска он купил аппарат за тридцать тысяч.
— Но на одну получку такого не купишь?
— Естественно.
— Значит?…
— Все возможно.
— Пиши!
— Что? — испугался Найденов, — Я ничего не знаю о том, что было за год до моего приезда в Афганистан!
— О чем говорили, то и пиши. Я продиктую: «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее: считаю, что Костиков мог через месяц после отпуска купить аппаратуру только на ворованные или контрабандные деньги.»
Найденов был в отчаянии. Отказаться было невозможно, он был по рукам и ногам повязан «Гулагом» , отказ означал бы, что на его службе поставлен крест, а служить еще хотелось. Написать — еще больше увязнуть, бумага явно провокационная. Причем, нацелена, возможно, против него самого. Он взял протянутый лист, согласно кивнул головой и написал продиктованное, заменив слово «считаю» на «слышал мнение» .
— Разрешите идти?
— Иди, конечно, — Михалыч ответил ласково и отпер ему дверь. Только когда Найденов ушел, он заметил искажение текста, который должен был «повязать» Найденова в том или ином отношении. Весь фокус был в том, что Михал-Михалыч уже имел бумагу, в которой описывался пьяный разговор о том, как Костиков привез из Союза две тысячи рублей сотенными бумажками, зашитыми в ручке чемодана, и о том, какие неприятности имела мама старшего лейтенанта Костикова, работавшая бухгалтером и взявшая в кассе в долг деньги сотенными купюрами и не успевшая внести деньги обратно в кассу, потому как сберкассу, где хранил деньги сын, на два дня закрыли из-за аварии с электропроводкой. И в конце той бумажки было написано, что при том разговоре присутствовал старший лейтенант Найденов, стало быть, знает. Вот и вся его принципиальность.
Со словами «слышал мнение» бумажка абсолютно ничего не значила. Ничего, подумал Михал Михалыч, мы его переиграем, копнем со стороны Марченко. В самом деле, зачем солдату в условиях необъявленной войны учить иностранный язык, который, к тому же, можно считать языком вероятного противника? Только для измены Родине…
