— Мить, погоди! Слышь, погоди!
Митька приподнялся, увидел Леньку, остановил коня. Ленька подбежал, дыша тяжело и хрипло, едва выдавил:
— Беда… Галинку побили...
И торопясь, хватая ртом воздух, он с пятого на десятое рассказал все, что узнал от Быни. Пока Ленька говорил, Митька сидел как каменный. Лишь одно лицо жило да глаза. Чем дальше рассказывал Ленька, тем сильнее отливала от его щек кровь: сначала они стали сероватые, потом белые, а под конец какие-то бело-зеленые. А глаза, наоборот, темнели, темнели, пока, кажется, и зрачков не стало видно. Ленька еще рот не закрыл, как Митька вдруг схватил бич, круто повернулся к коню и, все так же не разжимая губ, огрел его. Ленька едва успел кинуть мешочек с солью в телегу и сам уцепиться, как конь рванул с места в карьер. В минуту они были уже у сельсовета. Митька, кинув вожжи, бросился туда. Ленька за ним. Здесь было тихо и пусто, лишь в своей боковушке сидел Иван Старков и что-то писал.
— Где Лыков? — хрипло спросил Митька. Иван встревоженно поднялся с табуретки.
— В уездный комитет партии уехал. Еще вчера. Вот-вот должен вернуться. А что случилось?
— Ребят надо скликать... Галинку Лушникову избил Ощепков. За вчерашнее... Арестовать его — и к стенке, другим на память. Пора укоротить лапы. Пиши бумагу.
— Какую бумагу?
— Постановление, что ли... Чтоб арестовать гада.
Иван развел руками.
— Не имею права. Не могу, Мить.
Митька вспыхнул:
— Как не имеешь?! Ты секретарь Совета. Советская власть. Понял? Пиши, Ванька, по-доброму прошу.
— Не могу нарушать закон. Приедет Лыков — его проси.
Митька насупил брови, о чем-то раздумывая, потом тряхнул головой:
— Ладно. Без бумаги обойдемся. Пойдешь со мной?
— Это можно. Это совсем другое дело...
— Ну жди. Сейчас привезу ребят, кого найду.
Ленька поехал с Митькой. Тот гнал коня, будто на пожар. Сразу направились в кузницу к Сашке Кувалде. Сашка собрался мигом: отложил молот, сбросил свой закопченный брезентовый фартук.
— Готов. Айда.
Объехав почти полсела, они застали дома из комсомольцев только Серегу да Кольку Татуриных. Так и пошли к Ощепкову впятером. У Сереги — винтовка. У Ивана Старкова под мышкой лист бумаги, свернутый в трубку. Ленька едва поспевал за парнями, сердце у него тревожно колотилось — что-то будет сейчас! Эх, жаль, что нет у него никакого оружия. Вдруг случится что-нибудь неладное, а он и помочь не сможет комсомольцам.
Забор у Ощепкова высокий, плотный — ни щелинки. Не увидишь, что делается за ним. Калитка заперта наглухо и днем и ночью. А во дворе беснуются три огромных и злющих волкодава с глухим лаем. Долго пришлось бить ногами в калитку, пока, наконец, не раздался недовольный низкий голос Ощепкова:
