— Эх, Леша! Ты плохо знаешь советских людей. Я лучше тебя понимаю, что в том заявлении все было правильно, — убежденно сказал Мартенс. — А может быть, я еще ворочусь на Волгу... Я не хочу никому из советских вреда... — Мартенс вдруг встрепенулся: — Ты раздобудь мне со склада кожанку, Лешка! Немцу они побоятся дать, а тебе ничего, дадут...
— И мне не дадут. Меня больше, чем вас, боятся, господин переводчик, — сказал Лешка.
— Ну тебя к черту совсем! «Господин», «господин»!.. Из-за этой сволочи власовцев «господин» без копейки остался! На кружку пива нет денег! — со злостью сказал Мартенс.
— Господин переводчик, а этих двоих, писателя и майора, когда отправим? — спросил Любавин.
— Куда?
— Я почем знаю! Куда — приказ. В концлагерь, что ли, — так поскорей бы!
— Зачем в концлагерь?! Никакого приказа нет. Просто гауптман их не хочет пускать назад в лазарет. Вот будет этап — и пойдут на работу, в колонну...
— А я беспокоюсь: вдруг нагрянут эсэсовцы. Знаете, как они постоянно: «Кто в тюрьме? Почему? За что?» Начнут дознаваться, и все пойдет сызнова... Тут уж десятка тысяч не хватит!
— Верно, Леша, — поежился Мартенс, представив себе такую возможность.
И, подсказав Мартенсу, что заключенных нужно освободить из тюрьмы, Любавин пустился сейчас же к Ломову.
— Юрка, сегодня же поговори с врачами, чтобы майора и «старика» признать ТБЦ, а то их в колонну отправят!
И на следующее утро по вызову из тюрьмы Славинский, который по должности навещал заключенных, зашел в контору тюрьмы в сопровождении Лешки и Мартенса.
Выслушивая и выстукивая Баграмова, Славинский качал головой.
— ТБЦ, — сказал он. — На рентген!
Между Кумовым и Баграмовым было уже решено разделиться: один должен был отправиться в туберкулезное отделение, другой — в хирургию. Остеомиэлит Кумова служил достаточным основанием для перевода в лазарет, тем более что после кандалов и двенадцати километров пешего пути рана его воспалилась и на глазах у Мартенса Славинский вытащил из нее несколько мелких кусочков кости... Тут же, в тюремной конторе, Славинский написал рапорт о том, что оба заключенных нуждаются в лазаретном лечении.
Гауптман, прежде чем отпустить Кумова и Баграмова из тюрьмы, вызвал к себе Соколова.
— Если окажется, что майор с бородой и писатель здоровы, — сказал он с угрозой, — то вы лично пойдете в концлагерь. Проверьте. Я не могу доверять молодым русским врачам. У нас тогда — помните? — была уже неприятность с диагнозом. Вы все комиссары!
