В прохладной утренней тишине, когда все в квартире спят, я приступаю к приготовлению завтрака. Вначале наливаю на сковородку растительное масло, разогреваю его и укладываю тонкие ломтики бекона. Бекон обжаривается с каждой стороны по минуте, после чего заливается сверху яйцами. Утверждается, что лучше всего использовать купленные на рынке яйца от домашних кур. Я всегда поддерживал разумные утверждения. Пока яичница с беконом готовится, я делаю два тоста из белого хлеба, отрезанного от квадратной буханки.
Яичница скворчит, но белок еще не свернулся. Ставлю рядом с плитой большую плоскую тарелку, кладу мельхиоровую вилку. Нарезаю немного овощей. Можно добавить мягкий желтый ломтик авокадо. Когда в магазинах продается достаточно спелое авокадо, я добавляю его к моему утреннему рациону.
Так, белок поджарен, а желточки еще свежие, пухлые. Аккуратно передвигаю всю яичницу целиком со сковородки на тарелку – так, чтобы не повредить желтки. Теперь можно начать завтракать. Конечно, в процессе поглощения яичницы с беконом невозможно уберечь желтки. Они расплываются, покрывая ломтики бекона, которые немедленно отправляются в рот. И заедаются хрустящими тостами.
Наконец с беконом покончено. На тарелке остается восхитительная смесь желтка с растительным маслом, белком, жиром от бекона. Как я уже говорил, я люблю завтракать в одиночестве. Я оглядываюсь на всякий случай. Нет, я действительно один. Никто не наблюдает, как я завтракаю. Вот и ладненько.
И я вылизываю с тарелки эту божественно вкусную смесь.
С самого детства Миша испытывал необычайно сильное чувство вины. Не важно, был ли он на самом деле виноват или нет. Стоило учительнице, или маме, или тете на улице строго посмотреть на Мишу, как мальчик немедленно чувствовал свою вину. Это его ощущение передавалось взрослому, и тот, уже не сомневаясь, выговаривал ему и сулил всяческие беды. Разбили мячом окно, запустили снежком, напачкали в подъезде – вина падала на Мишу.
С годами это чувство не притупилось. И дома, и на работе Миша по-прежнему испытывал чувство вины. Дома это чувство его никогда не оставляло. Что бы он ни делал, как бы ни повернулся, он постоянно чувствовал себя виноватым. Поэтому Миша был крайне интеллигентным человеком, очень послушным, абсолютно без вредных привычек, хорошим семьянином и скромным товарищем.
Иногда чувство вины притуплялось, жизнь становилась праздником. А иногда обострялось настолько, что Миша готов был наложить на себя руки. Удерживало его все то же чувство вины. Он так и представлял, как окружающие будут обвинять его в этом поступке.
