Петельников вырос без братишек-сестренок, своих детей не имел и воспитателем никогда не работал. Но он считал, что подростков знает, потому что сам был мальчишкой. Его раздражали призывы педагогов учиться понимать психологию ребенка. Разве не все были детьми? Разве можно забыть то, что незабываемо?
Да вот этого паренька он вроде бы не понимал. Может быть, злость и уверенность — от чувства собственного достоинства? Но если совесть нечиста, то достоинство выступает наглостью.
— Да ты никак обиделся?
— Не имеете права оскорблять…
— А сказать правду — оскорбление?
— По квартирам ходил, но не воровал!
— Ты хочешь меня, взрослого и нормального человека, убедить, что проникал в квартиры и ничего не брал?
— Хочу! — вскинулся он.
— Тогда я должен допустить невероятное: что кто-то еще ходил вслед за тобой и воровал. А?
— Не знаю…
— А зачем тогда ходил?
— Мало ли зачем, — буркнул парень, сразу остывая.
— Вот, не желаешь говорить правду, — вздохнул Петельников. — Саша, мы с тобой всего лишь беседуем. А впереди следствие. Официальные допросы, очные ставки, обыск…
— Где обыск?
— В твоей квартире.
— Зачем?
— Чтобы найти шубу, деньги, золотые часы…
Вязьметинов удивленно посмотрел на оперативника и задержался этим взглядом на долгое безмолвное время. Глаза суровы, скулы жестки, брови нахмурены, лоб наморщен, а темный пух на губе проступил явственными усиками… Мужчина. Только рот приоткрыт по-детски и растерянно, будто родная мать отказала в мороженом. И Петельников вдруг презренно оценил всю мудрость закона, ограждающего несовершеннолетних преступников от равной меры со взрослыми; видимо, они, законодатели, тоже подсмотрели приоткрытый детский рот.
Вязьметинов запустил руку в карман брюк, что-то вытащил и протянул Петельникову. Продолговатый камень чуть больше спичечного коробка со сколотым краем, который зеленел глубоким, чуть матовым светом.
— Ага, хризопраз геолога…
— Вот его взял.
— И все?
— И варенье.
— Как только в чужой квартире не подавился чужим вареньем, — не выдержал Петельников бессмысленного запирательства.
— Чего попрекаете чужим вареньем? — огрызнулся подросток.
Задетый Петельников хотел было ему ответствовать насчет чужого варенья, но дверь открылась, и неуверенно вошедшая женщина стала на пороге. Он узнал ее: потерпевшая Анна Васильевна Смагина. Оглядев кабинет и, верно, посчитав школьника помехой, она замялась:
— Извините, я на секундочку, только сказать…
В кабинете случайно встретились вор с обворованной, и оба не подозревали этого. Петельников решал: ждать ей не с руки, поскольку беседа с подростком, в сущности, только началась; пришла она скорее всего с каким-нибудь пустяком; друг друга они никогда не видели, поэтому не заговорят… И оперативник кивнул женщине, предлагая говорить оттуда, от порога, коли зашла на секунду.
