Бледный господин пристально посмотрел на страшный черный коготь Вырвиглаза, но на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Почему же ты уехал из Чарльстона? — спросил он.
Энн подавила смешок. Она не сомневалась, что Вырвиглаз оказался на Ямайке только потому, что в любом другом месте его в два счета отправили бы на виселицу или в тюрьму. Такие, как он, когда-то. наводняли Нью-Провиденс и Тортугу, но теперь, в 1724 году от Рождества Христова, бывшие пиратские твердыни рухнули, а их обитатели рассеялись по просторам Карибского моря и островам.
Потом она подумала, что у очкарика все же есть мужество: хотя лоб и блестел от пота, но голос оставался спокойным и не дрожал. На его месте большинство утонченных лондонских джентльменов (если он действительно был одним из них) уже давно бы начали заикаться от ужаса. Интересно все же, что этот человек делает здесь, в Спаниш-тауне?.. Этот вопрос заинтриговал Энн, она решила проследить за развитием событий, благо, ее пока никто не заметил.
— Я нарушил закон, и мне пришлось покинуть родные края, — сказал Вырвиглаз со свистящим смешком. — Кстати, я ответил уже на два твоих вопроса, приятель, но не получил ни одного ответа на свои. Ну-ка, парни, держите его крепче!..
Лысый, коренастый Нат Виски еще сильнее завел очкарику руки за спину, не давая притронуться к висевшей на поясе шпаге. Наверное, подумала Энн, так они его и захватили: пока Вырвиглаз отвлекал внимание, Том и Нат подкрались сзади й скрутили его еще до того, как он успел выхватить оружие из ножен.
— Вынь ему глазик, Вырвиглаз, дружище!.. — усмехнулся Нат. — Тогда он у нас не заговорит — запоет!
Несмотря на свои гладкие светлые волосы, очкарик не был красив… во всяком случае, не так, как Джек Коленкор — погибший возлюбленный Энн. Не было в его лице и озорной мальчишеской миловидности, которой отличалась Мэри — столь же любимая и такая же бесповоротно мертвая. И все же, несмотря на широкий обезьяний рот и короткий, курносый нос, лицо незнакомца показалось Энн довольно привлекательным. Больше того, у него был вид человека, способного расплатиться за свое спасение звонкой монетой. Однако Энн не стала бы вмешиваться, если бы вместительная оловянная фляга, в которой она обычно носила запас скверного, разбавленного водой рома, не была почти пуста, да и блестящая лысина Ната представляла собой слишком соблазнительную мишень. Сняв флягу с пояса, Энн в один присест проглотила остатки рома и, метнув сосуд в голову Ната, вытащила из ножен абордажную саблю.
