Мистер Бакстер тронул ее за плечо. Она вздрогнула. Слова по-прежнему тонули в шуме, и она долго не понимала, что он старается подвести ее к одной из волочильных машин.
– Пока ты ученица, будешь получать пятьдесят пять центов в неделю. Это сверх платы за стол и жилье, – кричал он. – Получка в субботу, перед тридцатым каждого месяца.
Ни денег, ни дня, когда она их получит, она себе и представить не могла. Через месяц… Это звучало как «через годы». Кроме того, она не очень ориентировалась в числах. Какое число сегодня? Кажется, первая неделя декабря. Но и в этом она не совсем уверена. Мистер Бакстер подвел ее к первой с краю машине и познакомил с работавшей на ней девушкой – Софи Хопкинс. Софи была маленькая, с блестящими живыми глазами и отличалась от всех, казалось по одному образцу скроенных, деловито-спокойных, уверенных в себе девушек Лоуэлла, которых Эммелина видела за завтраком, тем лишь, что заплетала волосы в косы и укладывала их крендельком.
– Софи учит отменно! – прокричал мистер Бакстер. Софи держалась нейтрально. По лицу видно было, что иногда она может быть и очень даже озорной, но, стоя возле станка, думает только о деле. Она была одной из очень немногих девушек, которым под силу любая работа на фабрике, и, будь она мужчиной, давно бы стала механиком, а потом, вероятно, и мастером. Но, будучи существом женского пола, она должна была ограничиться тем, что работала в шлихтовальной – здесь заработки для девушек были самыми высокими, – и работала столько, сколько хотела (то есть пока могла выносить испарения, наполнявшие тамошний воздух), а потом переходила «отдохнуть» в волочильню или куда-то еще, где требовались ее руки.
– Вот здесь, на краю, бобина, – показывала Софи. – Она обмотана вычесанным хлопком.
По мере того как хлопок раскручивался с бобин, Софи укладывала его на движущуюся ленту, соединенную с рамой, и при этом следила, чтобы он ложился ровно и прямо, а потом быстро обходила машину кругом и проверяла, не застревают ли выходящие с рамы «пучки». Работа, казалось, была нетрудной, но, когда, выключив станок, Софи предложила Эммелине самой проделать весь цикл, ее вдруг охватила оторопь.
Машина, только что состоявшая из деревянных деталей, соединенных кожаными ремнями и металлическими коленями, вдруг превратились в чудовище, которое может и растерзать. Страшно было даже и подойти к ней, не то что попробовать повторить движения, проделанные Софи. Кроме того, на мгновение показалось, что она и не помнит ни слов, ни действий своей наставницы. Цепенея от ужаса, Эммелина столбом стояла возле станка.
