Окончание второй порции безмолвия ознаменовалось тем, что Пикассо выхватил из-под полы пиджака свой автомат и выстрелил в того, чье лицо показалось ему самым тупым и удивленным. Выстрел Пикассо был командой к действию – за две минуты весь зал превратился в бойню: не стало ни одного чистого лица, ни одной рубашки или платья, не залитых кровью. В воздухе, пропитанном кровавым паром, повис шок, и этот шок должен был вот-вот смениться тем состоянием, когда люди готовы разорвать других людей на части, и все почувствовали это, но первым почувствовал Миро, и он перемахнул через стойку бара, а за ним – все остальные, словно чехарда, и нам вслед несся настигающий нас визг, а из плеча бегущего последним Пикассо вдруг брызнул фонтанчик не бычьей, а его собственной крови, и он обернулся на бегу и увидел человека, из-за крови на лице и на всем теле напоминающего раздавленный помидор, с настоящим, не водяным, пистолетом в руке.
Пикассо выхватил свой пистолет и застрелил помидора, почти не замедляя бег. Я не заметил, как мы оказались в машине.
– Ты весь дрожишь, – сказал мне Пикассо. Он сжимал руку в том месте, где она кровоточила.
– Я тоже перевозбудился, когда оказался на охоте в первый раз, – признался Роден. – Как ты, Пабло?
– Отлично, – ответил Пикассо. – Заедем к Сарьяну?
– Конечно.
– Сарьян – наш лечащий врач, – объяснил мне Пикассо, и мы прибавили скорости.
Пикассо отправился к доктору Сарьяну, который был примечателен хотя бы тем, что принимал в любое время дня и ночи. Миро вызвался сопровождать раненого. Мы с Роденом остались возле машины.
– А где Ван Гог? – спросил Роден. – Почему ты не с ним?
Не успел я ответить, как Огюст уже набирал телефонный номер.
– Винни, привет! Ты где?.. Тебе привет от Альбрехта Дали. Почему ты его бросаешь одного?… Я, Роден и Пикассо… Ну и Альбрехт. Мы возле клиники Сарьяна… Ничего не случилось. Пикассо легко ранили… Нет, с Альбрехтом все в порядке. Хотя постой… Почему ты хромаешь, Альбрехт? Ты не ранен?… Нет, с ним все в порядке… Хорошо, что ты рядом, подъезжай, мы ждем.
Ван Гог приехал через минуту. За рулем его мерседеса сидел Гоген, который тоже вышел из машины, но держался в стороне, пристально поглядывая на меня.
– Я рад, что ты уже познакомился с ребятами, – сказал мне Ван Гог.
Он обнял сначала Родена, потом меня.
– Странно, что ты жив, – тихо сказал Ван Гог, хлопая меня по спине.
– Какие планы? – спросил он у Родена.
– На танцы, – ответил Огюст. – Но ты, Винни, насколько я помню, не любишь танцев.
