Кроссовки для Золушки | страница 18



И все-таки вздох мне не послышался!

Я взяла кроссовки за задники и поднесла к лицу.

- Это вы пыхтите? – спросила небрежно.

- Мы. Или я? Как лучше сказать?

Захныкав, я рухнула на банкетку.

- Эй, не плачь, - попросили кроссовки. – Ну пожалуйста.

- Дурдом! – простонала я. – Да-да, это не я плачу, это дурдом по мне плачет. Я сижу тут и беседую со своими кроссовками. И еще должна решить филологическую проблему, в каком числе к ним обращаться. Может, у вас и пол имеется?

- Знаешь, обращайся лучше в единственном числе. А пол… Раньше был, это я знаю точно. Только вот не помню, какой.

- Ну хватит! Этого я уже не вынесу! – я достаточно грубо бросила кроссовки под вешалку, от чего они обиженно хрюкнули. – У них, видите ли, раньше пол был. Это, надо понимать, реинкарнация такая неудачная приключилась. Был человек – стали кроссовки. Обхохочешься! Скорее поверю, что действительно на голову охромела.

Я ушла на кухню. И дверь за собой захлопнула. Чтобы не слышать, если он опять начнут балаболить.

А может, просто выбросить их – и все?

Игольчатый кристалл вспыхивал и переливался всеми цветами радуги. Сладко и дурманяще пахли сухие травы, сгорающие на маленьком треножнике. Тихая ритмичная музыка завораживала, непонятные, странные слова плавили сознание и вели его туда, где все земное становится ненужным.

В центре пятиугольника, очерченного горящими черным свечами, на металлической подставке стояла отрезанная голова старика. Седые волосы на голове слиплись от запекшейся крови, темные сморщенные веки были закрыты, а рот приоткрыт в страдальческой гримасе.

Высокий мужчина, закутанный в черную шелковую хламиду, бросил на треножник, где горел странный темно-лиловый огонь, еще одну горсть сухих трав и запел что-то – гортанное, торжествующее. Из его ладоней, протянутых к голове, посыпались искры.

- Я, Епихарий, верховный маг и наместник высшей силы, властью моего господина повелеваю: говори со мной!

Голова медленно открыла слезящиеся глаза.

- Говори со мной! – снова приказал маг.

Музыка стала громче, ритм сбился на синкопы. Кристалл ярко вспыхнул и загорелся ровным лиловым светом – как пламя на треножнике.

- Что… тебе… надо? – сипло спросила голова.

- Где?

- Не… знаю.

- Знаешь! Властью моего господина повелеваю, говори!

Голова закрыла глаза, лицо перекосила мучительная судорога. Рот кривился, веки дрожали, словно голова боролась с чем-то.

- ГОВОРИ!!!

Епихарий вырос до потолка, голос его гремел, как гром, полы плаща, надетого на голое тело, развевались крыльями летучей мыши.