А дети все еще сидели на бревнах и будут сидеть там очень долго, почти на протяжении всего объема рассказа. Да, кстати, сразу же нужно заметить, чтобы не было нелепостей, что эти самые дети, о которых речь пойдет ниже, они вовсе не были дети того гражданина, а просто были обычные дети обычных других родителей. Лет им было на вид непонятно сколько — может быть, двенадцать, а может быть, и все восемнадцать. Одеты они были в тоже очень красивую одежду: на ногах дешевые, красивые ботинки с рубчатой подошвой, брюки — не те «техасы», что шьют в городе Верея, а пошитые в ателье из дешевого брезентового материала, но красивые — клеши с цепями, все чин чинарем, согласно моде, выше брюк — пушистые свитера из вигони, красивые, которые, в отличие от красивого тоже костюма того гражданина, могли видеть все прохожие, ибо нейлоновые стеганые куртки на молниях, те самые, которые год-другой назад стала выпускать наша легкая промышленность, были всего лишь небрежно накинуты на плечи детей. И что за замечательные куртки имели дети, которые в этот день не пошли в школу во вторую смену и сидели на бревнах, покуривая да рассуждая!
А рассуждали они, говорили они рассудительно о том, что когда-нибудь закончат школу и вступят в большую жизнь.
— Кто в институт пойдет, кто на завод, кто в армию. Как хорошо, сколько у нас будет интересного в жизни,— говорили они. И согласно кивали головами, и закуривали, и сплевывали, и смотрели, как асфальт впитывает воду, а воду невпитанную направляет прямехонько в канализационные решетки.
И тут к гражданину в кабинет постучались и спрашивают:
— Вы, гражданин, в этом месяце плащ получали?
А не заходят.
Метнулся гражданин от окна, от форточки, в которую лапа липы тыкалась, метнулся к письменному столу, р-раз — по папкам прошелся, по ящикам, выдвигал — хлоп, хлоп, захлопали ящики, когда выдвигал, по папкам, в шкаф полез, по полкам прошелся, полазил, а на полках тоже папки, сшивки, дела — учетность всякая.
А за дверью ждут, не торопятся.
Захитрил гражданин, испугался, заюлил и так тихо, ласково, стараясь интонацией не проговориться, проговорил:
— Нет, э-э, представьте: как ни странно, а не получал в этом месяце.
И тут за дверью раздался вздох радости и облегчения:
— Вот и хорошо, что сказали вы. А то мы случайно затеряли всю свою учетность и боялись, что вы не получили причитающийся вам прорезиненный плащ, а обратиться к нам стесняетесь, мы боялись, а теперь не боимся, потому что завтра же вы получите причитающийся вам прорезиненный плащ с поясом и пластмассовой пряжкой, длинный, до пяток,— получите, и наша совесть станет опять чиста и свободна.
