— Тогда, выходит, русские?
— Так как я почти три года прослужил в зенитных войсках и имею кое-какой опыт, можно предположить, что да.
— Куда же они летят?
— К своей цели.
— В Берлин?
Прошло несколько секунд, прежде чем Густав пробормотал в ответ:
— Тем, что наши города превратились в развалины, мы в большей степени обязаны американцам и Томми.
Темные точки в небе, попав в солнечные лучи, ярко засияли, а потом исчезли за верхушками деревьев. Джонни подумал, что Густав прав. Каждый раз, когда объявляли воздушную тревогу, прилетали либо англичане, либо американцы, одни — ночью, другие — днем. Русских самолетов он не видел ни разу. Говорили, что у русских нет таких самолетов, а если бы были, то они бы тоже бросали на берлинцев бомбы.
— Откуда они взялись?! Нам надо быстрее идти дальше, — вздохнул Джонни.
Густав молчал так долго, что мальчик поднялся и с любопытством поглядел в его сторону.
Он увидел перед собой согнутую спину. Руки солдата усердно работали, словно водили иголкой с ниткой.
— У тебя что-то порвалось?
Солдат покачал головой.
— Что же ты тогда шьешь?
— Погоди.
И тут мальчик увидел брезент. Он был разрезан на куски и разложен на земле. Рядом был воткнут в землю тяжелый солдатский нож.
Джонни подошел ближе и заглянул через плечо солдата. Тот как раз кончал сшивать два куска брезента; один из них по форме был похож на стельку.
— Я знаю, что это будет! — закричал мальчик. — Это будет ботинок.
— Хотелось бы, — ответил Густав, отматывая с катушки длинную нитку.
— Да ты все умеешь, — удивился мальчик, — и шалаш строить, и плот, а теперь еще и ботинки шьешь.
— Кто часто и подолгу живет вдали от дома и родной матери, тот со временем может многому научиться.
Джонни прижался головой к широкой и теплой спине солдата. Тот дышал глубоко и спокойно, и плечи его равномерно поднимались и опускались.
— Как вдруг стало тихо.
Отдых и забота Густава доставляли ему большое удовольствие.
— Да, — услышал Джонни его шепот, — тихо, как на кладбище.
— Или так, будто война кончилась…
— Хорошо бы.
— Как будет хорошо, когда настанет мир.
Солдат помедлил с ответом.
— Не могу тебе наверняка сказать, — заговорил он наконец, — потому что я немного старше тебя. Может быть, дело в том, что вам все время забивали голову вождями и завоевателями — и в школе, и в гитлерюгенде, и во время трудовой повинности. Да и в газетах, и по радио то же самое…
— Но ведь когда-то же должен наступить мир, — не отступался от своего мальчик.
