Толпа загудела гневно. И Анна поймала себя на том, что плотника ненавидит.
Тут Вар-Равван ловко поднялся, отбросил прутик, оглядел притихшую сразу толпу, улыбнулся и негромко заговорил:
— Ты прав, досточтимый Захарий! Прав в том, что сейчас лжепророков развелось слишком много… Что поделаешь, время такое. Время большого обмана и великих соблазнов. И мы увидим лжемессий и лжепророков еще больше… Но поймите, они не появляются там, где появиться не могут. И не учат тех, кто их ученье не может принять.
— Что ты хочешь сказать? — взорвался нетерпеливый Захарий, не ожидавший такого спокойствия от оппонента. — Ты все изворачиваешься, все крутишь?
Вар-Равван улыбнулся доверчивой, детской улыбкой:
— Нет… Ну зачем мне изворачиваться? Ты, досто чтимый Захарий, все сказал так, как ты думаешь. И хорошо! Не твоя вина, что мы с тобой никогда не беседо вали, а поэтому судишь ты обо мне лишь по рассказам Андрея, да сравнивая с теми, кого ты видел в страшном городе Ершалаиме, в Кесарии, и кого называешься бес совестными проходимцами… Возможно, они таковыми и были. Ты их слышал и можешь так говорить. Но что знаешь ты обо мне? Ничего. Как же можешь судить?.. Ты ведь не судишь о странах, где не бывал, хороши они или плохи? Ты ведь не судишь об урожае, щедрый он или нет, пока не взошли посевы? Как же судишь ты обо мне? Плотник не выдержал снова:
— Но ты ведь сказал, что у тебя есть какие-то свои мысли о вере в Бога?! — ему очень не нравилось, что собравшиеся уже не гудели осуждающе на Вар-Раввана.
Они действительно не гудели. Они слушали назаретянина внимательно. И как показалось Анне, слушали с волнением.
— Да, сказал! — с готовностью подтвердил Вар-Равван. — Но согласись, кто не думает об урожае, тот его не посадит и не вырастит. Не думающий о пище, ее не при готовит. А тот, кто не думает о Боге, о вере в Него, тот и не верит…
В толпе послышались благосклонные замечания:
— А что? Правильно говорит! Верно, верно…
Захарий открыл уже рот, но его остановил Бен-Халим, самый зажиточный житель деревни:
— Пусть продолжает! Дай ему говорить.
Слово Бен-Халима значило многое в Гинзе. И плотник с трудом, чуть не подавившись готовыми сорваться с изогнувшегося языка словами, сдержал себя.
Улыбка Вар-Раввана сделалась шире и мягче:
— Спасибо вам, добрые жители Гинзы! Спасибо, что дали возможность мне, недостойному рабу Господа, выс казать вам свои мысли… Но уж коль на разговор меня вызвал ты, досточтимый Захарий, то позволь мне обра титься с вопросом к тебе… Вот ты много постранствовал по Иудее, многое повидал. Ответь же и мне, и своим досточтимым соседям, много ли видел ты в городах иудейских счастливых людей? Ответь…
