Генерал остался один. Посидев над картой, он внезапно почувствовал, что ему кого-то нехватает. И тут же понял кого — Вики. Она уже жила во втором эшелоне. Позвонить ей, что ли? Но час был поздний, и он не решился ее будить.
Минут через десять Вика позвонила сама. В ее голосе генерал тоже уловил тоску. Видимо, и она скучала без отца. Впрочем, девочка ничем этого не проявила. Называя, согласно правилам, отца «товарищ тридцать пятый», она спросила, как дела и взят ли уже объект 27 (завод «Альбатрос»). У генерала сжалось сердце от жалости и любви к ней.
«Мама ей нужна», — думал он.
Над городом вздымались ракеты, доносилось тарахтенье пулеметов. Была холодная ветреная ночь.
Генерал вспомнил солдат первой роты и грустно улыбнулся, подумав о том, что, вероятно, каждый из них тоже имеет какие-то сложные личные дела, но все эти дела отходят на задний план нынешней ночью перед боем, и главное в жизни все-таки тот факт, что они находятся в 240 километрах от Берлина, а другие дивизии с боями выходят на Одер.
Поздно ночью к генералу заехал полковник Красиков.
Ознакомившись с планом завтрашнего боя, он озабоченно спросил:
— Возьмете завод?
— Надеемся взять, — сказал комдив.
— Воробьев неплохо продвинулся, — не без лукавства сообщил Красиков. — Может быть, помочь вам корпусной артиллерией?
— Обойдемся, — сердито ответил генерал. — Помогите лучше Воробьеву…
Вскоре Красикова вызвали из штаба корпуса, и генерал остался в одиночестве.
На рассвете Середа вышел к офицерам из своей каморки. Он приник к стереотрубе, внимательно и долго вглядывался вдаль, потом произнес:
— Вот она, эта… этот городишко. — Оглянувшись и увидев, что все стоят, он сказал: — Сидите, всегда рады вскочить и бросить работу, бездельники!.. — Помолчав, он спросил: — Где Сизых? Ага, у Четверикова… — он посмотрел на часы: — Что ж, пора начинать.
Лубенцов, лежа с разведчиками в лощине среди колючего кустарника, вглядывался в низкие домики с палисадами, в наваленные правей штабели кирпича и металлического лома и в маячащие в дыму массивные корпуса завода. Слева лежала цепь стрелков, еле заметная среди кустарника. Мещерский и Воронин сидели на корточках рядом с гвардии майором.
Разведчики выглядели полусонными. В своих замызганных грязью плащ-палатках, мокрые и молчаливые, они казались неуклюжими, заспанными, не способными быстро двигаться и размышлять.
Гвардии майор, взглянув на них, сердито поморщился. Сам он находился в состоянии лихорадочного возбуждения. Он страстно желал поскорее покончить со Шнайдемюлем и двинуться на запад, к Берлину, с другими дивизиями, которые шагают по всем дорогам германской земли.
