— Отчиняй двери!.. Русский солдат пришел!
Шаги стали еще торопливей. Там был уже не один человек, а несколько. Наконец немецкий голос у калитки робко спросил:
— Was wunschen Sie?[4]
— Виншензи, виншензи, отпирай, говорю!
Калитка отворилась.
Перед Сливенко стоял старый хилый немец с фонарем в руке. Немного поодаль жались к дверям конюшни две тени. Они вдруг подняли руки вверх и медленно пошли к Сливенко. Он увидел, что это немецкие солдаты.
— Капут, — сказали они.
— Ясно, капут, — сказал Сливенко.
На всякий случай, он — военной хитрости ради — громко бросил в молчаливую ночь за воротами:
— Подождите, ребята!
У него там, дескать, еще люди.
Но сказал он это так, скорее для очистки солдатской совести, нежели из желания убедить немцев.
— Только цвай? — спросил он, тыча поочередно в каждого солдата пальцем.
— Цвай, цвай, нур цвай, — забормотал старик.
— Кругом! — скомандовал Сливенко, беря автомат наизготовку.
Немцы поняли, повернулись и пошли по обширному двору, заваленному навозом и соломой и заставленному большими высокобортными телегами.
Они вошли в господский дом. В вестибюле Сливенко велел им остановиться известным всем русским солдатам окриком «хальт».
— Оружие где? — спросил он, хлопая рукой по прикладу автомата. — Вот это где, оружие?
— Ниц нема, — ответил один из солдат по-польски.
— Никс вафен, — ответил другой, — веггешмисен, — пояснил он рукой, словно бросая что-то.
— Бросили… — перевел Сливенко.
Пожалуй, лучшим выходом из положения было бы уложить этих двух длинных рыжих немцев хорошей автоматной очередью. Но так Сливенко не мог бы поступить — не из страха перед начальством, запрещающим такого рода расправу, — об этом никто бы все равно никогда не узнал. Нет, Сливенко просто не мог так поступить, это было не в его правилах.
Сливенко подошел к одной из дверей и толкнул ее. Он подозвал старика и при свете фонаря увидел большую печь, кафельный пол, медные кастрюли. Два окна были закрыты ставнями. Он показал солдатам на дверь кухни. Они с готовностью вошли туда. Затворив за ними дверь, Сливенко сказал, указывая на замочную скважину:
— Запри.
Старик засуетился, выбежал, его шаги раздавались по лестнице в каких-то дальних комнатах пустынного дома, наконец он пришел со связкой ключей и запер дверь кухни.
Тогда Сливенко спросил:
— Где русские?
Этого старик не понял, встал неподвижно, наклонив набок седенькую птичью голову. А когда понял, замахал руками:
— Вег, вег, вег, — заквакал он.
Ушли. Угнали их еще дальше на запад.
