— Ну-у…— осклабился Конан.— Все еще впереди. Томэо очень хороша собой…
— Идите отдыхать,— решительно махнул рукой Ясухиро.— Если произойдет что-нибудь неожиданное, я вас извещу. Почтенный Конан и ты, Мораддин, ученик Юн-Гвана, я вас больше не задерживаю.
Варвар и его друг вышли из комнаты настоятеля, оставив Ясухиро наедине с несколькими присутствовавшими при разговоре помощниками, и выбрались во двор обители. Погода, как и все последние дни, стояла прекрасная, полуденная жара сменилась предзакатной прохладой, а со стороны гор налетал свежий ветер, свободно проникая через ограду обители Дарумы.
— Зря ты так с Ясухиро,— упрекнул Мораддин.— Томэо старику как родная дочь. В странах восхода не понимают варварских шуточек…
— Брось! — Конан тихо рассмеялся.— Ты сейчас куда пойдешь?
— В сад монастыря, погуляю,— ответил Мораддин.— А что?
— Да так…— Варвар улыбнулся еще шире и указал взглядом на дом братьев, где Ясухиро поместил гостей.— Иди, гуляй. А меня ждет Томэо — хочет услышать новый рассказ о чудесах Аквилонии и странах, покрытых вечными снегами.
— Ну-ну. Только постарайтесь вести свои… беседы потише. Братья, посвятив себя Нефритовому Императору и Даруме, дали обет целомудрия.
Мораддин повернулся на каблуках и быстро пошел к дальней стене обители, где монахи заботливо взрастили на каменистой почве садик.
* * *
— Говоришь, в твоей стране люди не принимают Предназначения? — Томэо тяжело дышала Конану в грудь, прижатая к ней сильными руками. Мозолистые ладони варвара, обычно грубые, сейчас будто превратились в две нежные губки; они скользили от лопаток к ягодицам, захватывая край груди и верхнюю часть бедра.— Мое Предназначение не исполнилось, потому Томэо Тайса свободна…
— Я люблю свободных женщин,— шепнул Конан, чьи руки вдруг позволили себе больше, чем паганская красавица.
Пальцы киммерийца незаметно развязали пояс ее кафтана, отбросили полу вишневого одеяния, проникли к прохладной коже, а девушка, плохо осознавая, что делает, осторожно расстегивала пояс варвара, путаясь в ременных дырочках. Спустя миг проклепанный ремень с висящим на нем простеньким кинжалом в темных ножнах бесшумно упал на плетеную циновку, и тонкая ладонь Томэо, оттянув мягкий ремешок кожаных штанов северянина, прокралась к тому, что туранские поэты именуют «долиной любви», и осторожно коснулась чего-то, знакомого лишь по рассказам замужних подруг и обучавших ее искусству наслаждения нянюшек.
Мгновенно вспыхнувший внутренний огонь ожег все тело Конана, сосредоточившись ниже живота, и тотчас одежды непризнанной владычицы Пагана, почти невидимые в полумраке, с легким шуршанием сползли с ее плеч, а сама Томэо с едва слышным вздохом опустилась на устланное шелковыми покрывалами ложе, ощущая, как возле ее лона все растет сила, способная, казалось, растворить в себе не только тело старшей дочери Асаки Тайса, но и ее душу. Нежные пальцы гостя из далекой закатной страны двигались где-то внизу, освобождая путь для потаенного достоинства воина меж бедрами Томэо, наконец, она почувствовала невероятную, невиданную доселе сладость, проникающую в глубь тела, и все ее существо охватили то накатывающие, то отступающие волны тепла и блаженства. Губы киммерийца ласкали ее лицо, длинные красивые пальцы Томэо с легким шорохом сползали по спине Конана к гладким узлам мышц за поясницей, слышалось тяжелое дыхание и нарождающиеся в глубине легких стоны…
