Павел молчал, не зная, что ответить. Моника казалась ему теперь более непонятной, чем тогда, когда молча предлагала ему сигареты.
- Я понял, что это было недоразумение, - пробормотал он навстречу ветру. Какой смысл просиживать там вечера, не понимаю... Смотрите, - он приглушил голос, - ведь вот это все кругом - зло! Совершенно конкретное. Я ни секунды в этом не сомневаюсь. На собственной шкуре испытал. Познанное зло. Теперь вы меня понимаете?
- Не знаю, что я должна понимать, но вы мне нравитесь. Такой, как вы есть...
- Да нет, - досадливо отверг он. - Я действительно не собираюсь разыгрывать героя. Но ведь нельзя же отрицать, что людей убивают, что нас превратили в рабов. Через несколько часов я встану и поеду строить для них самолеты, понимаете? Для них! - Он чуть не крикнул, но сдержался, перевел дыхание. - Знаю... я мог бы сказать: мне тут ничего не изменить, на то есть союзники, они и без меня дело кончат... Но это не оправдание! Да я после не смог бы людям в глаза смотреть... Прожить остаток жизни с сознанием, что, когда нужно было что-то сделать, я... спрятался? Ну, нет!
- Послушайте, - спросила Моника через минуту. - У вас кого-нибудь арестовали?
Он не ответил, и она продолжала таким мягким, таким нежным тоном, какого он у нее еще не слышал:
- Убили? Отца? Или брата? Или... еще более близкого человека? Вы правы, не отвечайте, что я вам? Любопытная чужая женщина... Молчу!
Он недовольно перебил ее:
- Я сам еще не знаю...
Помолчав, она тихонько спросила:
- Вы ее... очень любили?
- Я очень ее люблю! - задетый, воскликнул он.
- Значит, жива?
Вопрос вынырнул слишком неожиданно, он был произнесен чужими устами, вездесущий, неразрешимый - и Павел только сжал губы. Проплыла мимо тень, прохожий тихонько насвистывал, сердито ворчал у него в руке самозаводной карманный фонарик с синей лампочкой.
- Что она сделала?
- Ничего особенного: родилась. Примерно двадцать лет назад.
- Такое же преступление совершила я.
- Но вам не надо носить на пальто звезду. Желтую.
- Ах, вот что... - шепнула Моника с оттенком пристыженности; склонила голову.
Она шла рядом с ним, спотыкаясь, маленькая, знобко дрожащая в плаще, и прижималась к его локтю.
Подняв голову, оглядела небо - черное как тушь.
- Идите домой, - сказала. - Мне уже близко.
Он молча повел ее дальше, простуженно шмыгая носом.
Позднее Павел ломал голову, почему он разговорился именно с Моникой.
- Что вы об этом думаете?
