Чейн кивнула.
— Он умер раньше, чем мы успели поговорить с ним. Я была уверена, что теперь он будет мягче, сговорчивее.
— Мягче? Сговорчивее? Более разумен? Более справедлив? Ха!
Джорджоль откинул голову.
— Я сомневаюсь. Я даже думаю, что и Келс не изменился. Кстати, где он?
— В канцелярии. Просматривает счета.
Он осмотрел фасад старого дома.
— Дом такой же красивый, как и раньше. Думаю, что ты сама не понимаешь, какая ты счастливая.
— О, да, конечно.
— И мне суждено положить конец всему этому.
— Джорджоль, ты меня не обманешь. Ведь ты всего лишь Муффин в смешной одежде.
Джорджоль усмехнулся.
— Должен признаться, что соболезнования не были моей основной целью. Я приехал сюда, чтобы увидеть тебя, коснуться тебя.
Он сделал шаг вперед. Чейн отступила.
— О, не надо столько пылкости, Джорджоль.
— Это не пылкость. Это решительность и мудрость. Ты знаешь, какие у меня к тебе чувства.
— Я знаю, какие они были, но пять лет назад. Пусти, я пойду скажу Келсу, что ты здесь. Он захочет увидеть тебя.
Джорджоль взял ее руку.
— Нет. Пусть Келс возится со счетами. Я приехал увидеть тебя. Пойдем прогуляемся у реки, где мы сможем побыть одни.
Чейн посмотрела на голую руку с длинными пальцами и черными ногтями.
— Время ленча, Джорджоль. Может, после ленча? Ты ведь останешься на ленч?
— Я буду счастлив.
— Я пойду к Келсу. У нас гостит Элво Глиссам. Ты видел его на приеме у тетушки Валь. Я вернусь через несколько минут.
Чейн вошла в канцелярию. Келс поднял голову от стола.
— Джорджоль здесь.
Келс кивнул.
— Что ему надо?
— Он сказал много хорошего об отце. Я пригласила его на ленч.
В окно они видели Джорджоля и Элво Глиссама, которые беседовали под зонтичным деревом. Келс усмехнулся и встал.
— Я пойду поговорю с ним. Мы будем есть на восточной террасе.
— Подожди, Келс. Будь снисходительнее к нему. Он заслуживает того, чтобы с ним обращались, как с любым другим гостем. Давай поедим в Большом Холле.
Келс терпеливо сказал:
— Двести лет ни один ульдрас не переступал порог Большого Холла. Я не собираюсь нарушать эту традицию даже ради Джорджоля.
— Но это плохая традиция, и ее не стоит хранить. Будем брагоразумны.
— Я достаточно благоразумен. Я прекрасно понимаю, почему Джорджоль выбрал именно сегодняшний день. Он хочет силой подчинить нас себе. Но у него ничего не выйдет.
— Я тебя не понимаю! — воскликнула Чейн. — Ведь мы с детства знаем Муффина. Он спас тебе жизнь, рискуя своей. И это абсурд, что он не может пообедать с нами, как любой другой гость.
